Джейми вытер губы, словно вновь почувствовал на них горький вкус стали. Он умолк, глядя куда-то в пространство.

— А что же произошло потом? — Мне, наверное, не следовало спрашивать, но я не удержалась.

— Она пошла с ним, — отрывисто произнес он. — Она боялась, что он убьет меня, и, наверное, не ошибалась. Что было дальше, я не узнал тогда. Драгун ударил меня по голове прикладом мушкета. Я очнулся связанный в телеге, полной цыплят, меня везли в Форт-Уильям.

— Понимаю, — как можно мягче сказала я. — Простите меня. Это было ужасно для вас.

Он вдруг улыбнулся, и выражение усталости исчезло.

— О да, цыплята не слишком приятная компания, особенно если ехать приходится долго.

Он понял, что перевязка закончена, и на пробу повел плечом, но тотчас сморщился от боли.

— Не делайте этого! — встревожилась я. — Вам нельзя двигать плечом. Ни в коем случае. — Я окинула взглядом стол, чтобы проверить, остались ли там подходящие полосы полотна. — Сейчас прибинтую вам раненую руку к боку. Посидите спокойно.

Он не отвечал, но заметно расслабился, когда понял, что боли не будет. У меня возникло странное ощущение близости по отношению к почти незнакомому молодому шотландцу, частично, как я думала, из-за ужасной истории, которую он мне рассказал, а частично из-за того, что мы долго ехали вместе, прижавшись друг к другу, в дремотном молчании сквозь ночь. Кроме своего мужа, я спала с немногими мужчинами, но заметила, что перед этим непременно возникало именно такое ощущение близости, словно бы твои собственные смутные мысли смешивались с его и накрывали обоих неким покрывалом бессознательного взаимопонимания. Атавизм, возврат к прошлому, как считала я. В старые, более простые времена (подобные этому? — прозвучал в голове вопрос) спать в присутствии другого человека считалось актом полного доверия. Если доверие было обоюдным, то сон рядом сближал больше, нежели телесное соединение.

Закончив бинтовать, я помогла Джейми надеть рубашку из грубого льняного полотна. Он встал, заправил одной рукой рубашку в килт и улыбнулся мне:

— Благодарю вас, Клэр. У вас легкие прикосновения.

Мне показалось, что он собирался коснуться моего лица, но передумал и опустил поднятую было руку. Кажется, он испытывал то же ощущение близости, что и я. Поспешно отведя глаза, я ответила на его благодарность небрежным жестом: пустяки!

Только теперь я пригляделась к комнате и обратила внимание на темный от сажи камин, узкие незастекленные окна, тяжелую дубовую мебель. Электрические провода отсутствуют. Полы голые. На кровати нет блестящих медных ручек.

Все это выглядело и впрямь как замок восемнадцатого века. Но как же Фрэнк? Человек, встреченный мною в лесу, был потрясающе на него похож, но, судя по тому, что рассказал о капитане Рэндолле Джейми, у него внутренне не было ничего общего с моим ласковым, миролюбивым мужем. Но если все происходящее реально — а я даже в глубине души начинала это признавать, — то он и в самом деле совершенно другой человек. Тот, кого я знала лишь по генеалогическим хартиям, вовсе не обязательно передал свои черты потомкам в наследство.

Но меня-то сейчас в первую очередь интересовал Фрэнк. Если я нахожусь в восемнадцатом столетии, то где же он? Я не вернулась в дом миссис Бэйрд — что он предпримет в связи с этим? Увижу ли я его когда-нибудь снова? Мысль о Фрэнке оказалась последней каплей. С того момента, как я вступила в крут каменных столбов и моя обычная жизнь кончилась, на меня нападали, мне угрожали, меня похитили и вообще принуждали. Я не ела и не спала больше суток… Я все еще старалась сдерживать себя, но нижняя губа задрожала против моей воли, и глаза наполнились слезами.

Я отвернулась к огню, чтобы спрятать лицо, но было поздно. Джейми взял меня за руку и ласково спросил, что случилось. Отблеск огня сверкнул на моем обручальном кольце, и я разревелась.

— О, я… я сейчас… сейчас все будет в порядке… только… мой муж… я не…

— Ах, так вы овдовели, вот оно что! — В его голосе было столько искреннего сочувствия, что я окончательно потеряла контроль над своими эмоциями.

— Нет… да… я имею в виду, что я не… да, так и есть!

Сломленная своими переживаниями и усталостью, я буквально повалилась на Джейми, истерически всхлипывая.

У него оказалась нежная душа. Он не стал звать на помощь, не отстранился от меня в смущении… Он сел и усадил меня к себе на колени при помощи здоровой руки и начал бормотать что-то доброе и ласковое мне в ухо на гэльском языке. Я горько рыдала, охваченная страхом и невыносимым стыдом, но постепенно стала успокаиваться на широкой и теплой груди человека, который гладил меня по голове и по спине. Слезы иссякли, я в изнеможении опустила голову Джейми на плечо. Смутно подумала, что не случайно его так любят лошади. Будь я лошадью, увезла бы его, куда он только захочет.

Эта нелепая мысль не слишком совпала с другой: что молодой человек не доведен до полного изнеможения. Собственно говоря, такое соображение в равной мере могло смутить нас обоих. Я откашлялась, вытерла слезы рукавом и слезла с колен утешителя.

— Простите… то есть я хочу сказать, что благодарна вам… но я… — отвернувшись от него, бормотала я с пылающим лицом.

Джейми немного покраснел, но нисколько не смутился. Он притянул меня снова к себе за руку, приподнял мой подбородок так, чтобы видеть лицо, и сказал:

— Вам не надо меня бояться. И вообще никого, пока я с вами.

Он отпустил меня и повернулся к камину.

— Вы нуждаетесь в горячем, — продолжал он тоном, не допускающим возражения. — Нужно чего-нибудь поесть. Это поможет вам лучше всего.

Меня насмешили его старания налить похлебку одной рукой, и я стала ему помогать. Он оказался прав: еда помогла мне. Мы ели похлебку и жевали хлеб в дружественном молчании, разделяя удовольствие от тепла и сытости.

Наконец Джейми встал, поднял с пола упавший плед и положил его на кровать. Подтолкнул меня.

— Поспи немного, Клэр. Ты устала, а — похоже, кто-то захочет поговорить с тобой довольно скоро.

То было неприятное напоминание о моем двусмысленном положении, но я слишком устала, чтобы думать об этом теперь. Для проформы пролепетала нечто протестующее по поводу постели, но в данный момент для меня не было в мире ничего более соблазнительного. Джейми заверил меня, что себе он найдет ложе где угодно. Я опустила голову на груду пледов и уснула прежде, чем Джейми дошел до двери.

Я проснулась в состоянии полной прострации. Смутно помнила, что произошло нечто невероятное, но не соображала, что же именно. Я спала очень крепко и, очнувшись, некоторое время не осознавала ни кто я, ни тем более где нахожусь. Мне самой было тепло, но в комнате стоял пронзительный холод. Я попыталась поглубже зарыться в мой кокон из пледов, но голос, который разбудил меня; не умолкал: