Я стояла с краю мостика. Мужчина услышал мой окрик, даже повернул голову, посмотрев в мою сторону — но и не увидел одновременно. Не верилось, что кто-то посторонний вдруг кинет в него такие слова и перешибет, как обухом, гнев и вспышку настолько глубоких чувств, что он почти обезумел. Руки опустились, пальцы разжались из кулаков, он посмотрел на Лану, на ее каменную спину, на суженые от дрожи плечики и оголившуюся шею.

«Почему ты меня так назвал?» — звонкий голосок-колокольчик в памяти Мартина внезапно пробил двенадцать прошедших лет и вернул его на смотровую площадку Сольцбурга. Там у них было назначено свидание, — поздняя весна, теплый вечер, раскинувшийся внизу город в мерцании огоньков. Лана, веселая и яркая, с голубыми волоокими глазами зачаровывала его. Он не мог отвести взгляда от ее лица, мечтал, что сегодня впервые поцелует, но Лана ускользала, постоянно отворачиваясь и рассматривая вид с высоты. Мартин не мог поймать момента. Вставал то рядом, то позади, проклиная себя за такой неудачный выбор места свидания, и никуда не смотрел, кроме как на нее. А Лана вскочила на маленький подиум у бинокля и чуть склонила голову. Тогда он и сказал: «Ласточка…»

Темные волосы девушка забирала вверх, закалывая у затылка в изящный рогалик, похожий на морскую раковину. А двум прядкам у шеи не хватало длины, и они спадали вниз — черные, узкие, как ласточкин хвост. Мартин решил не сдаваться и поэтому ответил: «Не скажу почему. Ласточка, и все». Лана подарила ему улыбку, снова отвернулась, и он…

Мужчина сделал два шага к своей жене. Доски мостика скрипнули, она сжалась еще больше, ожидая ярости, крика, удара. Мяла в пальцах шелковый платок, сдернутый с шеи, рвала его ноготками от душевной боли и ожидания, а Мартин вдруг склонился и тихо поцеловал ее в черные гладкие прядки, в беззащитные позвонки. Лана вывернулась, сама стала бить его по плечам и рукам, вырываясь из объятий. Сыпала проклятия, обзывала, стала плакать и вся в один миг опала, сдалась, едва услышала:

— Ты моя Ласточка, моя. Лгунья бессовестная, не могла ты мне изменить… не поверю. Только не ты. Простим друг друга, начнем сначала. Я скотина, но я ни за что тебя не хочу потерять.

Двенадцать лет вместе. Но за все годы он так и не признался, почему дал своей любимой такое прозвище. Держался стоически, верил в тайну, как в хорошую примету, и все забыл. Почти забыл. И едва не ударил, поверив в лживую провокацию, перейдя рубеж и убив этим поступком хрупкую маленькую птичку.

Когда вызов отпустил, я еще долго стояла на месте. Пограничники окунались в жизнь других — ровно на момент рубежа. И если раньше грань остро чувствовалась, а с той стороны дышало холодом непоправимое, как пропасть. То теперь грань все так же резала, но взамен я стала чувствовать эту сторону. Исправленного. Хорошего. Счастливого.

Вспомнив слова старосты, удивительным показалось — как можно устать от этого? Если копить груз, то эта ноша легка — люди жизнь свою не покалечили, не прервали, не задели других своим перевесом не в ту сторону.

Но так было впервые. И, подозреваю, что мое восприятие изменилось из-за недавнего, личного случая. Нужно было так близко побывать у границы, чтобы закалиться и обрести стойкость? Не знаю… К Августу накопилось столько вопросов!

После столовой, я поехала в квартиру, но не поднялась сразу, а застряла в одежном магазине на первом этаже. Прикидывала на глаз, без мерки, набрав на смену юбку, кофту, платье, длинную майку и штаны. Купила белья по паре наборов и колготок с носками, чтобы больше не попадать в неловкое положение с деликатной заботой Юргена. Что забыла, — доберу после.

Вещи положила в пакетах рядом с постелью. Пока нет полок или ящиков, — не знала, куда что сложить. Чайник закипал, а я взялась рассматривать комнату так подробно, как не удосужилась раньше. Его жилище — его портрет. Не копаясь в ящиках с вещами, заглянула только в кухонные — посуды мало, для готовки, так совсем нет. Юрген жил на бутербродах и наверняка ел обеды, как я, в столовых. Запасов круп или макарон, консервов или сухофруктов — не нашла. А вино было — две бутылки красного и наборы специй для глинтвейна. Холодильник полупустой — вся еда на перекус, немного фруктов и творога, в дверце мини ячейка с лекарствами — что-то от изжоги, заживляющая мазь и сердечное. Не вскрытые, — на всякий случай а не к частому пользованию.

На открытых полках стояло разное. Книги — две детские, «Сказки Горгориана» и «По следам приключений» — их каждый ребенок Сольцбурга читал, и я тоже. Два медицинских справочника — явно старых, не столько для полезной информации, сколько как память. Открыв обложку, на обоих фронтисписах увидела дарственные надписи. И пять томов фантастики одного автора. Жанр не мой, поэтому ничего не могла сказать — интересное или нет. Но раз Юрген захотел приобрести бумажный вариант, значит, ему этот «Цикл о Кристалле» очень нравился.

Отдельно на угловой полке сидел пластиковый скелетик. Маленькая модель, как из детского набора для игры в хирургов, — подробная, качественная, с внутренним проволочным каркасом и подвижными суставами на крючках. Тронув его пальцем, обнаружила, что верхняя часть черепной коробки открывается. Рядом — вразнобой, отлитые из металла, тяжелые фигурки в исторических мундирах. Сказала бы «солдатики», но они больше походили на серьезные коллекционные вещи, чем на игрушки.

В коробки не полезла. Нашла только задвинутый за кресло экран для работы с анимофоном и пластину сенсорной клавиатуры. Дорогая техника, — с такой можно на столе развернуть офис или кинотеатр, смотря что нужно, подключившись к сети и программам.

Мой анимо выдал сигнал сообщения: «Ирис, я в пять свободен. Встретимся? Или занята? Юрген». Я ответила: «Не занята. И я знаю, что ты Юрген, твой номер в списке контактов под твоим именем».

— Привычка. — Услышала сразу, едва нажала «принять вызов». — Решил позвонить, чтобы долго не набирать. Предлагаю прогуляться, если погода позволит, перекусить где-нибудь.

— Хорошо.

— Хочешь куда-то конкретно?

— Нет. Мне все равно.

— Как идея в половину шестого встретиться у стелы Мира, на Ноябрьской? Там и сквер рядом, и кафе недалеко.

— Хорошая идея.

Юрген промедлил секунду другую, но вместо «договорились» или «до встречи» услышала:

— Я соврал. Набирать не долго, голос твой услышать хотел.

Он не видел, а я невольно улыбнулась.

— Через два часа увидимся.

— Пока.

Было приятно, что Юрген позвонил, пригласил и сказал то, что сказал. Вызов с «Ласточкой» приятно откликнулся в памяти и подкинул похожее — а ведь он назвал меня «Мотылек».

Я приехала на место за двадцать минут. Села на лавку вначале сквера, как раз рядом со стелой и при подходящем издалека монорельсе поглядывала на остановку, но долго не ждала, — Юрген тоже появился раньше. Вышел с пассажирами пятого маршрута, быстро зашагал в мою сторону.