Поделился своими воспоминаниями и Сергей Лидов, президент Международной гильдии профессиональных фотографов СМИ России, первый обладатель высшей национальной профессиональной премии «Золотой глаз России».

«В редакцию “Советского Союза” я попал 20-летним юношей, в 1965 году. Первая моя командировка была в Среднюю Азию, в Зеравшан. У меня был кадр: геологи, уходящие в пустыню. Предложив впечатать солнце на горизонте, куда и движутся люди, Александр Арнольдович “вырулил”, усилил этот кадр. Тему потом отметили как лучшую в году. Житомирский, конечно, не стал говорить о своей подсказке… Вообще, я чувствовал с его стороны поддержку. И мне нравилось, когда именно он оформлял мой репортаж. Был случай, когда в номере у меня прошли первая и четвертая обложки и еще 22 полосы. Ответственный секретарь резал-резал гонорар, все никак не мог остановиться…

Перед командировкой, особенно по молодости, приходил к Александру Арнольдовичу за советом: “Как вы видите эту тему? ”. В ответ слышал: “Сними портрет, общий план обязательно…” Важно было выяснить, сколько места планируется под эту съемку. Но Житомирский иногда делал такой удачный макет, что отснятая тема занимала не четыре, а шесть полос… Кстати, и по приезде из командировки я поначалу регулярно приносил съемку главному художнику, просил помочь выбрать кадры. Он советовал, показывал, как подрезать то или иное фото. В давние времена был такой случай. Я сделал контакты с фото и принес известному мастеру Льву Устинову, чьим учеником я был, с просьбой помочь скадрировать фото. Но он уехал. Я тогда еще раз все напечатал, отнес на тот же предмет Юрию Чернышеву, фотокорреспонденту “Советского Союза”, но тот тоже куда-то исчез. Вновь все напечатал, показал Александру Арнольдовичу. Он отметил, что и как надо подрезать, скадрировать. И выяснилось: и Устинов, и Чернышев вернули мне контакты с аналогичными советами. Я обалдел. И понял, что такое настоящий профессионализм, вкус человека, долго работающего с фотографией… Для меня молодого Александр Житомирский находился словно на подиуме. И конечно, малоприятно было то, что Грибачев наш в силу своей неинтеллигентности иногда позволял себе на него кричать…

Был у меня в редакции старший по возрасту коллега К., который считал, что фотография – это ремесло, которое позволяет зарабатывать. Для меня уже изначально фотография была искусством, требующим мастерства. Сегодня это для меня – образ жизни. А с ремесленническим подходом разве сделать запоминающееся фото? Так вот. Оформили мне в какой-то момент допуск на правительственную съемку, что вызвало ревность у этого К. Вылилось это в анонимку, одним из двух соавторов которой он, как выяснилось, и был. Обвиняли бог знает в чем. Общее собрание созвали для моего осуждения. И единственным, кто, не мямля, встал на мою защиту, был Житомирский. Он сказал: “У меня к Сергею Львовичу Лидову никаких претензий нет. Он меня радовал профессионализмом и хорошими фотографиями. Могу о нем говорить только хорошее…” Это был поступок. Ну а потом все рассосалось. И проработал я в редакции почти три десятилетия, выпустил восемь книг, снял 41 километр пленки».

Небольшой постскриптум. В очень давние годы, а теперь я знаю, что было это в 65-м, отец мне рассказал, что недавно на редколлегии обсуждали кандидатуру молодого фотокорреспондента. И когда он услышал, что фамилия парня Лидов, то сразу же высказался за то, чтобы его взять в журнал. Он решил, что это сын его доброго знакомого военных лет правдиста Петра Лидова, того, который первым написал о Зое Космодемьянской. Потом выяснилось, что это лишь совпадение фамилий. «Хорошо, способный парень оказался», – посмеялся отец.

Он вообще любил помогать молодым, начинающим творческий путь. Не только в фотографии, но и в карикатуре. Третью обложку журнала он убедил отводить под придуманный им Клуб молодых юмористов (КМЮ). Здесь печатались смешные рисунки, в основном присылаемые из далеких городов и сел. У Клуба появилось нечто вроде устава, а отец «был избран» президентом. И это был работающий президент. Он не только тщательно рассматривал каждую присланную карикатуру, каждый шарж, но и не ленился излагать свою оценку, свои рекомендации в письмах их авторам. Уже получить такое послание где-то в далеком сибирском или дальневосточном городе от известного мастера, главного художника «Советского Союза» было для начинающего карикатуриста немалым событием. Публикация же работы в таком издании давала зеленый свет для сотрудничества с местными печатными органами, являлась своеобразным «знаком качества».

Поиск оптимального решения

Однажды ко мне в комнату в моем «Новом времени» зашел только что появившийся в редакции новый художник. Он мне рассказал, какую роль в его творческой судьбе сыграл Александр Житомирский. Служа в армии, он в свободные минуты рисовал карикатуры. И как-то, собравшись с духом, отправился несколько рисунков в Москву, в КМЮ. К его неописуемой радости через некоторое время он получил письмо в фирменном конверте «Советского Союза» от президента Клуба с подробным профессиональным разбором его работ. Потом некоторые карикатуры были напечатаны в журнале, и, насколько помню, были и еще письма от главного художника. Мой собеседник тогда сказал мне, что все это вдохновило его, подтолкнуло продолжить заниматься творчеством. И что он всегда будет за это глубоко признателен моему отцу. Он действительно был способным художником – и карикатуристом, и оформителем. Спустя годы он перешел в систему журнала «Советский Союз», в издание, выходившее под эгидой ежемесячника.

Редакционная вечеринка, в ходе которой «Арнольдыч» (стоит спиной) сделал не менее двух десятков большеформатных дружеских шаржей на коллег

В 1993 году я пришел в особняк на улице Москвина, к коллегам отца, чтобы сообщить печальную новость о его кончине и дате похорон. Редакция, надо отдать ей должное, помогла в их организации. А в тот день с грустной вестью я еще зашел и в кабинет к моему бывшему коллеге по «Новому времени», некогда начинавшему в КМЮ. Он невозмутимо выслушал меня. На похороны он не пришел…

«Александр Арнольдович ко всем, кто приходил к нам, будь это маститый автор или мальчишка-юморист, был одинаково внимателен и доброжелателен, – говорила мне Алла Смехова. Она пришла в редакцию выпускницей школы, в конце 50-х, и проработала секретарем отдела, затем художником-ретушером до начала 90-х. Все эти встречи, общение происходили на ее глазах. – Регалии для него ничего не значили. Приходил человек, автор – и все внимание уделялось ему.

Когда перед сдачей номера начиналась запарка, я всегда помогала главному художнику. Он засучивал рукава своего свитера, мастерски связанного Эрикой Марковной, брал в руки бритвенное лезвие, ломал его пополам и по толстой металлической линейке начинал резать фотографии в нужный размер. Лезвия годились только отечественные, лучше всего марки “Нева”, иностранные были слишком тонкие, гнулись, а острых ножей-резаков раньше не было и в помине. Я тоже научилась резать осколками лезвий, стараясь ускорить работу.