Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мистер Добблер? — сказала Петра.
— Вам это уже известно.
Другой бы на его месте улыбнулся, но Курт Добблер оставался серьезным.
— Извините за беспокойство, сэр. Добблер ничего не сказал.
— У вас не найдется времени на разговор?
— О Марте?
— Да, сэр.
Добблер крепко сцепил ладони, поднял глаза к потолку, словно отыскивал там божественное откровение. Петра знала, что такая поза означает неискренность.
— О чем именно?
— Знаю, вам это будет неприятно, сэр. Прошу прощения…
— Ладно, — прервал ее Курт Добблер. — Почему бы и не поговорить?
Он сел в одно из черных кресел, напряженный и сутулый. Длинные ноги, костлявые колени. Лоснящиеся штаны. Где она в последний раз видела что-то подобное?
— Возможно, вопрос вам покажется глупым, но не хотите ли сообщить что-нибудь касательно Марты… то, чего шесть лет назад не сказали следователю?
— Конраду Баллу, — уточнил Добблер.
Он произнес номер телефона. Это был телефон их участка.
— Я часто звонил Баллу. Иногда он и сам мне звонил. Даже сидя, он был значительно выше уровня глаз Петры.
В его присутствии она чувствовала себя маленькой.
— Так есть ли и у вас что…
— Он пьяница, — сказал Добблер. — От него часто несло алкоголем. В первый же вечер я учуял это, когда он сюда явился. Мне следовало пожаловаться. Он до сих пор работает следователем?
— Нет, сэр. Он вышел на пенсию. Добблер никак не отреагировал.
— А к детективу Мартинесу вы чувствовали большее расположение? — спросила Петра.
— К кому?
— К следователю, которому передали это дело после ухода Баллу.
— Единственный детектив, с которым я имел дело, был Баллу. Да и то не часто.
Губы Добблера раздвинулись в неприятной улыбке. Да ее и улыбкой-то назвать было нельзя.
— Такие там у вас, выходит, порядки.
— Понимаю, это трудно, мистер Добблер…
— Не трудно. Бесполезно.
— В тот день, когда пропала ваша жена, вы были здесь, — сказала Петра.
Добблер не ответил.
— Сэр?
— Это было утвердительное предложение, а не вопрос.
— То, что я сказала, верно?
— Да.
— Что вы тогда делали?
— Домашнее задание, — ответил Добблер.
— Вместе с дочерью?
— Она спала. Я делал свое домашнее задание.
— Вы что же, где-то учились?
— Я беру работу на дом. День у меня не нормированный. Я работаю не с девяти до пяти.
— Вы работаете на компьютере?
— Я составляю аэрокосмическую программу.
— Что это за программа?
— Система управления полетом и посадкой летательного аппарата.
Судя по тону, Добблер не надеялся, что она поймет.
— Кольцевые волноводы? — спросил Айзек. — Аккумуляторные кольца?
Добблер обернулся к юноше.
— Аккумуляторные кольца являются разработкой физиков и инженеров, работающих в области авиационной и космической техники. Я составляю инструкции, которые позволяют сводить к минимуму действия человека.
— Человеческий фактор, — сказал Айзек. Добблер махнул рукой.
— Это психология.
И обратился к Петре:
— Так вы раскопали что-либо новое в деле Марты?
У него подпрыгнула коленка. Губы были крепко сжаты.
— Мне хотелось бы знать, какой была Марта.
— В каком отношении?
— Как человек.
— Что именно вас интересует — какую она любила музыку? Какую предпочитала одежду?
— Да, что-то в этом роде, — сказала Петра.
— Она любила негромкий рок и яркие краски. Любила звезды.
— Она ведь астроном?
— Да, но звезды ей нравились и с эстетической точки зрения, — сказал Добблер. — Ей хотелось, чтобы мир был красив. Она была умна, но эти иллюзии я считаю глупыми.
— Наивными?
— Глупыми.
Добблер посмотрел ей в глаза.
Петра вынула блокнот и сделала вид, что записывает. «Негромкий рок и яркие краски».
— Зачем вы здесь? — спросил Курт Добблер.
— Мы смотрели незакрытые дела, пытались понять, не сможем ли их разрешить.
— Дела Баллу. Вы их смотрели, потому что он алкоголик. Он допустил серьезные ошибки, а теперь вы боитесь скандала.
— Нет, сэр. Мы смотрели и нераскрытые дела других следователей. У Баллу было только дело Марты.
— Незакрытые дела, — повторил Добблер. — Это эвфемизм провала. Получается, что дело Марты для вас всего лишь статистический факт.
— Нет, сэр. Она… была человеком. Поэтому мне и хочется узнать о ней больше.
Добблер, похоже, обдумывал ее слова. Покачал головой.
— С тех пор прошло много лет. Я уже забыл ее лицо.
— В тот вечер, когда она вышла из дома, — сказала Петра, — какое было у нее настроение?
— Настроение? Она была в прекрасном настроении.
— А она не планировала после спектакля пойти куда-то еще?
— Да, говорила, — сказал Добблер.
Коленка задергалась. Костяшки сжимавших ее пальцев побелели.
Вопрос, похоже, сильно его задел.
— Что она вам говорила? — спросила Петра. Ответа не было.
— 28 июня, — подсказала она.
— А что это значит?
— Эта дата имеет для вас какое-то значение?
— В этот день убили мою жену. В чем дело? Вы играете со мной в какую-то игру?
— Сэр…
Добблер соскочил с места и в три длинных прыжка оказался у лестницы. Побежал, переступая через две ступеньки, остановился посреди марша.
— Я должен помочь дочери. Прощайте.
Он исчез. Айзек начал было подниматься, но, увидев, что Петра осталась сидеть, плюхнулся на диван. Наконец она встала, и он наблюдал, как она перемещается по комнате Добблера. Петра дошла до коридора в кухню, внимательно приглядываясь к обстановке. Услышав шаги на ступенях, сделала знак Айзеку, чтобы тот шел к выходу.
Она взялась за дверную ручку, когда Тед Добблер сказал:
— Извините. У Курта стресс.
— Новый стресс? — обернулась к нему Петра.
— Работа. Очень ответственная работа. Он и в самом деле ничего больше не может сообщить вам о Марте.