Мне казалось, что я умираю. Я бился о мысленные преграды мальчика-солдата, пытаясь вырваться на свободу. Мне хотелось обнять Эпини и утешить, хотелось хоть как-нибудь ей помочь. Как видно, все, что я пытался сделать для нее, отвернувшись от Геттиса, в свете дня оказалось пустым и корыстным. Я ничего не решил, уступив магии, лишь заставил их страдать от горя и чувства вины, которых ни один из них не заслуживал.

— Я не позволю тебе убить ее, — холодно сообщил он. — Тебе следует просто вернуться домой. Никому не говори, что видела меня. Смирись с тем, что я мертв. И уезжай из Геттиса. Возвращайся на запад, где самое место тебе и всему твоему племени.

Пока он говорил, он поднял взгляд на Лисану, но мне непонятным образом казалось, что он ее не видит. А самое странное заключалось в том, что, по моим ощущениям, Лисана определенно видела меня. Я смотрел на нее его глазами, умоляя о милосердии, о малой толике доброты к моей кузине. Что она сделала им, не считая того, что пыталась поддержать и защитить меня? Почему она должна страдать из-за магии?

— Как видишь, гернийка, — мягко заговорила с ней Лисана, — я сказала тебе правду. Магия держит слово. Невар не умер.

Эпини повернулась и посмотрела на меня. Она слегка покачнулась и приоткрыла рот, глаза ее побелели. Я видел однажды лошадь, загнанную почти до смерти. Эпини напомнила мне то несчастное животное, как если бы ее удерживала на ногах сила скорее воли, чем тела. Она долго разглядывала меня, затем повернулась к Лисане.

— Не пытайся обмануть меня. — Голос ее звучал тускло. — Это не Невар. Я знаю Невара, и это не он. Ты забыла, что магия коснулась и меня? Что я могу посмотреть на его ауру и увидеть, что с ней что-то не так? Тебе не удастся обмануть меня снова, древесный страж. Я намерена убить тебя или умереть, пытаясь это сделать.

Она наклонилась. Только теперь я заметил маленький топорик, которым она рубила хворост. Рядом с мощным пнем древесной женщины он казался забавной игрушкой. Но эту игрушку сделали из железа, и от ее близости мою кожу жгло. Когда Эпини подняла его над головой, оскалив зубы в гримасе ненависти, мальчик-солдат бросился между нею и пнем и перехватил ее за запястье. Он стиснул пальцы, и топорик выпал. Когда она попыталась выцарапать ему глаза, он поймал и вторую ее руку и, несмотря на свое изможденное состояние, легко ее удержал. Эпини нечленораздельно зарычала и начала брыкаться, но он терпел ее пинки.

— Она лишилась ума, — заключила Оликея с таким ужасом в голосе, словно недостойное поведение Эпини позорило и ее саму. — Убить ее будет только милосердно.

Она говорила по-спекски, обращаясь к мальчику-солдату. В ее голосе не прозвучало злости, и меня охватила дрожь. Она действительно считала, что ему следует прикончить Эпини, словно больную собаку. Она подошла ближе, собираясь подобрать топор, и я испугался, что она сейчас вонзит его лезвие Эпини в спину.

— Нет! — завопил я. — Лисана, помоги мне! Прошу тебя! Не позволь им убить Эпини! Я этого не вынесу!

Я не издал ни единого звука, поскольку не владел ни губами, ни языком, ни легкими. Я обращался к ней не словами, но потоком мыслей, не требовавшим слов, точно так же, как общались друг с другом Эпини и Лисана. Это говорило мое сердце, безголосое в этом мире. Я мог только умолять и угрожать, не в силах помешать происходящему. Мои руки удерживали кузину беспомощной в ожидании смерти.

Лисана смотрела на разыгрывающееся перед ней действо. Сопротивление Эпини постепенно слабело, широкая ладонь мальчика-солдата удерживала оба ее запястья, и она едва не висела в его хватке. За ее спиной Оликея подняла топор. Ликари смотрел на происходящее с напряженным вниманием ребенка, наблюдающего за непонятными поступками взрослых. Топор начал опускаться.

«Эпини!» — беззвучно закричал я.

Случайный лучик света скользнул по падающему лезвию.

Мои бессильные угрозы не тронули Лисану. Мальчик-солдат смотрел на ее пень, и мне опять показалось, что мы с ним видим ее по-разному.

«Если я помогу убить собственную кузину, я сойду с ума! Моей ненависти к нему не будет предела. Сможет ли мальчик-солдат послужить магии, если в глубине его души будет лопотать безумец?»

Когда древесная женщина медленно покачала головой мне в ответ, мое сердце замерло.

— Остановись, — вымолвила она.

Теперь, когда я знал цену такой магии, я увидел, чего стоило ей это усилие. Присутствие древесного стража ослабло, но она добилась того, чего я хотел. Оликея заколебалась и выронила топор, упавший наземь за спиной Эпини. Мальчик-солдат не отпустил мою кузину, но хотя бы поставил на ноги. Она высвободила из его хватки одну руку и прижала ее к животу в одновременно защитном и поддерживающем жесте. Когда он разжал пальцы на втором запястье, она с трудом отступила от него на несколько шагов и разрыдалась. Обеими руками она обняла живот, словно баюкая его. Смотрела она не на мальчика-солдата, а мимо, на пень древесного стража.

— Почему? — требовательно спросила она у Лисаны. — Почему ты сделала это с Неваром? Почему мой кузен, почему я? Мы не совершали преступлений против твоего народа. Почему ты дотянулась до него издалека, за столько долгих миль, чтобы сделать его заложником такой судьбы? Почему?

Лисана напряглась. Ее суть на миг дрогнула, а потом словно сгустилась, когда она собрала остатки сил.

— Вини в этом кидона, а не меня! — резко возразила она. — Это он взял твоего кузена и попытался сделать из него воина, чтобы обратить против меня. А я — я проявила милосердие. Я могла вырвать его душу из тела, и он умер бы во всех мирах. Если бы я не подумала предложить его магии, он бы давно уже был мертв. Магия предпочла его сохранить. Не я. Я не знаю, почему она так решила. Но она его выбрала и теперь взяла себе. Тебе стоит с этим смириться, гернийка. Точно так же, как он должен принять свою судьбу и стать единым для магии. Ничто не может этого изменить. Магия всегда сохраняет то, что забрала себе.

Наверное, только я смог различить давнюю покорность в ее словах. Ее саму избрала и так и не отпустила магия. Она тоже прожила жизнь вовсе не так, как мечтала.

«Прошу тебя, — мысленно обратился я к Лисане, надеясь, что она все еще способна как-то влиять на мальчика-солдата. — Пожалуйста, дай мне поговорить с Эпини. Позволь мне отправить ее домой. Подари мне это маленькое утешение, прежде чем я должен буду уступить воле магии».

Мальчик-солдат пристально смотрел на пень.

— Лисана? — позвал он, и в голосе его прозвучала бесконечная тоска.

Он не обращал внимания на всхлипывающую женщину и на озадаченно хмурящуюся Оликею. Он подошел к пню и положил на него ладони.

— Лисана? — повторил он.

Он сердито оглянулся на Эпини. Я чувствовал его искреннее возмущение тем, что гернийка может видеть его возлюбленную и разговаривать с ней, в то время как он способен разглядеть лишь пень поваленного дерева.

Лисана тяжело вздохнула.