— Слушай, слушай. А пульку-то ты нам сегодня подсунул интересную. Ее хозяин, пистолетик, засветился в девяностые, в ходе криминальных разборок. Такой же пулей был убит ювелир Гройсман на Гоголя. Помнишь? Нарезочки характерные, их никуда не спрячешь.

Никитин побледнел:

— Ты уверен?

— Как и в том, что разговариваю с тобой, — успокоил его Владимир. — Впрочем, приезжай и посмотри сам.

Он отключился, а Никитин сел на корточки перед Ларисой и взял в свои широкие ладони ее крошечную ручку.

— Вы уверены, что у вас не сохранилось ни одной антикварной вещи? — спросил он. Его голос звучал мягко и грустно. Она покачала головой:

— К сожалению.

— Вы должны быть предельно осторожной, по возможности не выходить на улицу и если что, звонить мне, — предупредил Сергей и сжал ее ладонь. — Возле вас действительно какая-то возня, пока не пойму какая. Будем действовать сообща. Обещаю вам приложить все силы для разгадки этой головоломки. Но и вы постарайтесь вспомнить все, что казалось вам странным. Если кто-то позвонит — сразу ставьте меня в известность. Если решите выбраться — дадим охрану.

— Хорошо. — Красовская вдруг почувствовала, что чертовски устала. — Я все сделаю, как вы просите. А теперь оставьте меня, если это все.

К ее удивлению, он не возражал.

После его ухода Лариса облегченно вздохнула и заметалась по комнате. Как сказал роботообразный майор? Какая-то возня, тайна? Ее охватило дикое желание разгадать хотя бы часть тайны, которую оставил ей Стас, а это можно было сделать, только определив, что за ключ хранился в самой обычной тумбочке. Об этом ключе никто не должен знать, даже Никитин. Черт его знает, можно ли ему доверять на все сто?

Женщина обшаривала потайные углы, стараясь найти тайник с замком, но ей так и не удалось этого сделать. Провозившись почти до семи вечера, она обессиленно рухнула на диван, в голове крутилось множество мыслей. Вспомнилось горьковское «а был ли мальчик?». Может быть, тут то же самое? А был ли замок? Мало ли что за ключ покоился в тумбочке. Может быть, от швейной машины покойной свекрови… Немного поразмыслив, она почти сдалась, но какое-то шестое чувство приподняло ее с дивана и снова бросило на поиски. Теперь женщина искала не только замок. Она решила изучить все документы, которые остались после Стаса. Перебирая листы из шкафа, она наткнулась на один, очень ее заинтересовавший. Это была доверенность, выписанная Стасом на ее имя, и об этой доверенности она прежде не знала и не ведала. Заверенный нотариусом — все как полагается, — документ гласил, что Лариса Александровна Красовская имеет право распоряжаться ячейкой в Инвест-банке.

Прочитав это, Лариса похолодела, и трудный пазл сложился сам собой. Так вот откуда, оказывается, ключ! Она искала на даче, перерыла всю квартиру, а он всего-навсего от банковской ячейки, о которой она ничего не слышала и которую Стас предоставил в ее полное распоряжение. Интересно, что там хранится? Может быть, он поместил туда дорогой антиквариат? Но зачем? Разве муж знал, что утонет? Или… не утонет, она уже запуталась в своих мыслях.

Женщина хотела немедленно бежать в банк, чтобы покончить с мучившими ее вопросами, но, взглянув на часы, отказалась от своей затеи. Банк работал до шести, а стрелки медленно и неумолимо приближались к восьми. Что ж, как говорил Остап Бендер: «Сказано — завтра, значит, завтра». Она вдруг почувствовала усталость и желание принять ванну и упасть в постель. Есть не хотелось, и Лариса порадовалась этому. Дома все равно пусто, денег нет, и одна надежда на то, что завтра она обнаружит что-нибудь в ячейке. Что-нибудь, позволяющее существовать дальше. С этими мыслями Лариса приняла ванну, выпила горячий чай и бросилась на кровать. Через пять минут она уже спала крепким сном, и никакие кошмары ее не тревожили.

Кавказ, II век до н. э.

Путешественников поселили в маленькой хижине, притулившейся к горам, и предоставили им полную свободу. Моаферн, Сисина и Тирибаз часами бродили по горам, охотились на косуль, куропаток, готовили пищу, занимались верховой ездой на любезно предоставленных аспургианами лошадях, в общем, бездельничали, как никогда в жизни. Маленький гордый народ, прослывший воинственным, не брал их в походы, да они и не напрашивались. Воспитанием царя тоже никто из них не занимался. Адамант взял его под свое покровительство и даже поселил с собой, в маленькой пещере возле подземного храма. Сам храм Диониса — бога, культ которого проповедовали аспургиане, — показался Митридату неприглядным. На фоне огромных храмов с мраморными колоннами он выглядел жалко и смешно, но это нисколько не умаляло почтения к жрецу и почитания божества.

Храм Диониса был выбит в скале, в центре крошечной комнатушки находился алтарь, коричневый от запекшейся крови. Два раза в неделю здесь совершались жертвоприношения, и невинная кровь пленников или животных обагряла серый камень. Голова Диониса, грубо выточенная из белого валуна, с выпученными глазами и толстыми, как стручки фасоли, губами, равнодушно взирала на кровопролитие. А может, не равнодушно? Во всяком случае, так считал Адамант, и порой в жертву приносились целые семьи, которых после заклания воины закапывали в огромные, специально приготовленные могилы, а головы несчастных бросали в море. Митридата, который сначала скептически отнесся к заявлению жреца о ясновидении, поразило, что старик его не обманул. Он знал о юноше абсолютно все, во всех подробностях. Да, до него могли дойти слухи о том, что Лаодика приложила руку к гибели мужа, но кто мог поведать ему о яде в коричневом сосуде, добавленном в вино?

— Сисина учит тебя, как найти противоядие и уберечься от отравления, — говорил ему Адамант. — Но это тебе не поможет. Есть яды, приготовленные не на растительной основе, а значит, ты от них никак не защитишься. Не стоит травить свой организм малыми дозами, если это бесполезно.

— Что же делать? — спросил Митридат, от волнения хрустя пальцами. — Тогда у моей матери получится отравить меня.

— Ты произнесешь древнюю клятву Дионису и станешь его посвященным, — улыбнулся жрец. — Этот бог защитит тебя и дарует бессмертие и ясновидение. К своему имени ты прибавишь еще одно — Дионис. Ты станешь могучим царем, поработишь многие народы. Грозные римляне будут трепетать при упоминании твоего имени. Да, у тебя будут падения и неудачи, но, как древняя птица Феникс, ты поднимешься из пепла. Да, за это придется платить, не забывая приносить жертвы Дионису, особенно в его праздники. Стоит тебе забыть об этом, пожалев своего врага, — бог покинет тебя. Ты станешь обычным смертным и умрешь, потеряв все.

Митридат внимал старцу, голос которого гремел, как раскаты грома, под сводами пещеры, верил и не верил ему. Отец и мать приобщали его к эллинской культуре, мальчик неплохо знал мифологию, но не считал Диониса, бородатого весельчака, сажавшего виноград, изобретавшего вино, любившего выпить и устраивавшего оргии со своим козлоногим сыночком Паном, могущественнее Зевса или Афины. Лишь от Адаманта он узнал, что этому богу и следует поклоняться больше всего. Это бог умирающий и воскресающий, символ жизни. И из голов пленников, уносимых морем, тоже должна появиться жизнь.