– А хрен ее знат, как она погибла, – буркнул сосед. – Так и погибла… Я ужо сто разов все обсказывал. Ну, мы-то спали вначале, а потом мне на двор приспичило… Баба моя, дура, прости господи, квасу поставила. А на кой хрен квас, ежели вся жара спала? Но, ить, и не выльешь же его, дрожжей одних скоко угроблено, да ишо сахар. Ну, мы с ей весь день и давилися тем квасом, пропади он пропадом! У вас сигаретки не будет?

Татьяна быстро достала пачку. Мужик тут же радушно протянул Зинаиде топор со словами:

– Подержи, девонька, пока раскурю…

Зинаида двумя руками ухватила холодное оружие и теперь стояла, как солдат с секирой у царских палат.

– От язви тя… – раскурил сигарету и теперь разглядывал ее мужик. – Надо ж, кака вонь от этой соломины! А нормальной нет?

Татьяна виновато затрясла головой:

– Нет, у меня только такие, с ментолом. Но вы рассказывайте, я потом съезжу, куплю.

– Дык а чего рассказывать? Я грю, выскочил по нужде-то, стою, значит… Гляжу – дым от соседей валит. Сначала думал, сосед Михей курит. Вот не поверишь – как зачнет он свой самосад смолить, так его изба – чистый Курильский остров! Я на его и подумал сначала, ага. Потом гляжу: нет, не от Михея дым, ближе. Думаю, неужто Лукинична под старость лет табаком стала баловаться? Ну, эт я со сна дурканул, забыл, что Лукинична-то уж три года как померла, а вместо ее дочь ейная Софья тут пребыват…

– Так-так-так, – встрепенулась Зинаида. – А можно подробней? Что за дочь? И почему пребывает?

Мужичок поежился и покосился на машину:

– Я обскажу, токо давайте к вам в машину сядем. Я ить не пингвин какой, на холоду тут в майках выступать. А ищо… Вы б мне хоть для сугрева налили…

Татьяна немедленно распахнула дверцы:

– Садитесь. И ты, Зин, садись… Ну куда ты с топором-то? Хотя ладно, лезь на заднее сиденье. Садитесь, мужчина, и говорите дальше, а потом съездим, купим вам для сугрева.

Мужчина в машину сел, но говорить отказался:

– И чего ты мне, девонька, все «потом» да «потом» обещаешь? И сигареты – потом, и водка потом. А почему я говорить сейчас должен? Я тоже потом буду! Вот сяду и рот не открою, пока в киоск не смотаемся!

Мужик и впрямь важно уселся, свернул на груди руки кренделем и принципиально замолчал. Татьяна только вздохнула и завела двигатель.

У ближайшего киоска мужчина выскочил и, пугая продавца здоровенным торсом в растянутой майке, принялся тыкать в витрину. Себя он не обидел – и водочку выбрал недешевую, и сигареток заказал две пачки, да еще и чипсов прикупил, пояснив: «Это чтоб с голоду мне не помереть, пока вам все обскажу».

Татьяна снова подрулила к дому рассказчика и терпеливо стала ждать, когда тот «примет семь капель», закусит чипсами, а потом еще и дымом затянется. Мужик млел и, похоже, вовсе забыл, для чего здесь находится. Зинаида не выдержала и тюкнула собеседника обухом топора в плечо:

– Дядь, это ж тебе не ресторан! Говори давай, что дальше-то было? Ну, понял ты, что это не Лукинична, а Софья… И дальше чего?

– А ничего! Чего топором-то машешь? – обиделся мужик. – Ничего дальше. Ну, я мобильник схватил и в «пожарку» позвонил. А там уж они сами… Потом гляжу – «Скорая», милиция. Короче, спать нам так и не дали. Я вот думаю – ежли на их за ту бессонную ночь в суд подать, а? Нынче така передача идет по телику, там за что хошь деньги дают. А уж ежли человек ночь в беспокойстве провел, так я думаю – пожизненную пенсию надо стребовать, да?

Татьяна уже сдерживалась из последних сил – на пять минут вырвалась, Вадька дома один, а этот… Зинаида и вовсе не стала слушать оратора.

– Это вы на что намекаете? Если мы вас сигаретами угостили, так и пенсию вам должны выколачивать? Да вы еще ничего толком и не рассказали! Вот, к примеру – кто такая Лукинична? Почему здесь стала жить Софья? Кто приходил к этой самой Софье? Ну?

Мужчина загрустил. Похоже, все что знал, он уже выдал, а теперь и не знал, что бы еще такое рассказать, потому что он, дурак, не догадался попросить еще и пивка для утрешнего настроения. И теперь мучительно соображал, чем бы угодить дамочкам.

– О! – придумал он. – Я-то ни хрена не знаю про ваши бабьи финтиля, а вот баба моя, та все знат! Давайте-ка я ее крикну… Надька!!! На! Дю! Ха!!! – тут же заорал он так, что в соседних домах зажглись окна. – Надька, ядрена баба! Выдь, муж зовет!!

Какое-то время в доме наблюдалось затишье. Потом заскрипела калитка, и на дорогу вышла щупленькая женщина в старом ватнике и в огромных калошах на босу ногу. Она повертела головой, пытаясь сообразить, откуда это ревет ее суженый и, завидев мужа в машине, бойко двинулась к двери.

– Надежда… – распахнула заднюю дверцу Зинаида, желая пригласить возможную свидетельницу в салон, чего ж ей морозиться.

Но женщина, которая, к слову сказать, оказалась достаточно молодой, всего лет тридцати пяти, уставившись на даму в автомобиле, вооруженную топором, отреагировала весьма странно. Она вдруг радостно разулыбалась и с надеждой в голосе, заикаясь, пролепетала:

– Де-девоньки… вы чего, моего Вовку того? Спереть собираетесь? Вы его в заложники, да? Ой, надо ж, дело-то какое… – Женщина от растерянности хватала себя то за воротник, то за карманы, пыталась спрятать довольную улыбку, но радость так и брызгала из глаз. – Девоньки… вы подождите, а? Я быстренько… Только сразу говорю – у меня денег за него нет! Подождите, я сейчас…

Подруги еще ничего не успели сообразить, а она уже отбежала к соседнему дому и заголосила не тише своего мужа:

– Лилька!!! Лилька бешеная килька! Выглянь в окно-то! Видала?! Вовку мово-то бабы украсть решили! Воруют, грю, мово-то! Я те всегда говорила – мой Вовка пошибче твоего задохлика будет! А ты все «Антосик», да «Антосик»… Только твой-то долгоносый никому и не сдался, а я за свово счас деньги стрясать зачну!

Затем с чувством исполненного долга Надежда ринулась к машине:

– Чего вы, девоньки? Значица, Вовку моего забрать решили? Токо вы мне сразу обскажите, вы как хотите: мне за его деньги дать, или чтоб я вам за его дала? У меня нет, лучше даром берите!

– Надьк! – выкатил глаза Вовка. – Чо позоришь-то, не пойму? Люди к тебе по делу, а ты с деньгами!

– А и я по делу, – точно сорока, закрутила головой маленькая женщина. – И я тоже. Токо без денег каки ж дела? Девоньки, давайте лучше вы мне за его заплатите, в ем же одного живого весу сто килограмм! Я вот этой осенью кабанчика продавать буду, так за его три с полтиной взять хочу, не деру, по-божески. А тут все же человек… Правда, пьет, как свинья, да жрет, как боров… Так за десятку отдам, забирайте! Десять тыщ, тако мое слово!

Здоровенный Вовка такого предательства от жены не ожидал и теперь пытался развернуться с переднего сиденья, чтобы навернуть неверную кулаком. Но та сама лихо долбила его сухим кулачком и торопила:

– Так вы берете? Чего думать-то, я уж и соседей предупредила! Да уймись ты, холера! Счас ногой пну!