Белла Семёновна отскочила назад, протяжно, неостановимо закричав на одной высокой ноте. Маргарита кое-как выбралась из-под навалившегося на неё доктора, встала на ноги, перебралась через дерущихся. Оказавшись за спиной у Семёна, она вцепилась ему руками в волосы и потянула на себя. Этот приём она выработала в драках с подружками в школьные годы, и он всегда действовал безотказно. Но Семён даже как будто не почувствовал этого. Он продолжал наваливаться на доктора и в конце концов сумел впиться зубами тому в ладонь, которой он отбивался. Доктор закричал громче, ему в лицо брызнула его же собственная кровь.

Белла Семёновна увидела, как её сын судорожными глотательными движениями старается сожрать выхваченный из руки доктора кусок, и лишилась чувств, рухнув на пол в коридоре. Маргарита беспомощно оглянулась. Она держала за волосы не обращавшего на неё ни малейшего внимания брата, за спиной у неё лежал массивный труп отца, крови на полу было столько, что в ней начинали скользить ноги, доктор бился в истерике. Семёну удалось выхватить у того ещё один кусок плоти из руки.

Маргарите стало плохо, накатила тошнота. Она поняла, что уже неспособна никого защищать, она хотела выбежать из квартиры, из дома на улицу и бежать, бежать, бежать. Она отпустила волосы окончательно ополоумевшего брата, и в этот момент кто-то невероятно тяжёлый навалился на неё сзади. Толстая волосатая рука обхватила её за шею, и в плечо вцепились чьи-то зубы. Напавшая тварь обдала её запахом любимого одеколона Давида Самуиловича, который всегда злоупотреблял мужской парфюмерией.

Самым плохим в случившемся было то, что доктор Лозовский, прежде чем умер, открыл входную дверь на лестницу, так её и оставив. Сам же он успел убежать до своей машины, припаркованной на улице, завел её и уехал. Умер он, уже подъехав к своему дому в Крылатском, открыв дверцу и вывалившись на улицу. Через минуту он снова поднялся и побрёл спотыкающейся походкой куда-то в темноту дворов.

Но чуть раньше из квартиры на лестницу вышла Маргарита в пропитанной кровью одежде, оставляя за собой след из красных капель на полу. Кровь ещё продолжала литься из страшных ран на плече и шее. Она скончалась от гигантской кровопотери, была бледна как мел и в сочетании с её растрёпанной причёской, в которой смешались чёрные и красные пряди, выглядела как воплощение смерти. Её большие чёрные глаза навыкате бегали из стороны в сторону, и сквозь них смотрело всё то же страшное существо, которое выглядывало из зрачков каждого зомби. На лестнице никого не было, кого можно было бы счесть добычей, и Маргарита просто остановилась, неподвижная как статуя. Больше из квартиры никто не выходил, но оттуда доносилось чавканье. Это Давид Самуилович с Семёном ели Беллу Семёновну. Она ещё не успела восстать. Маргарита потопталась и вскоре вернулась к ним.

Сергей Крамцов упаковывал все бумаги и диски с рабочего стола Владимира Семёновича, Алина Александровна собирала вещи себе и дочерям. Ксения ушла в свою комнату, и никто, кроме её младшей сестры, не заметил, как изменилось её лицо. Аня вышла из кухни и пошла следом. Дверь в комнату Ксении была прикрыта, и было слышно, как та разговаривает по телефону. Слов было не разобрать, как ни прислушивайся. Тогда Аня поступила проще — открыла дверь и вошла. Ксения вздрогнула, сказала: «Я перезвоню!» — и отключила телефон.

— С кем ты разговаривала? — злым голосом спросила сестра.

— А тебя это каким боком касается? — изобразила возмущение Ксения.

— А таким! Я уверена, что всё произошло из-за того, что вы что-то натворили, Гринпис недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый год наступил и тебе сейчас подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я испугалась. Что вы сделали?

Аня говорила тихо, яростным шёпотом, почти шипела. Вид у неё был такой, что Ксения заметно испугалась.

— Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который разводил свои вирусы в городе, а вовсе не… — Тут Ксения осеклась.

— Вовсе не… — зло и вкрадчиво заговорила Аня. — Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не чья вина? Не твоя?

— Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать, — прибегла Ксения к стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.

— Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже, — продолжала давить Аня. — Знаешь, сестрица… Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась и тебя любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить всё, что угодно, ты придумываешь себе что-то и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о чём не могла. И вы каким-то образом ко всему причастны. Вы, я знаю точно.

— Что ты несёшь, дура? — встала и выпрямилась во весь рост Ксения.

— Дура? — подняла светлые брови младшая. — А если я просто пойду в милицию и скажу о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?

Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела её открыть, но Ксения схватила её за плечо.

— Даже не вздумай куда-то звонить! — почти крикнула она.

— Дай мне хоть одну причину этого не делать, — резко повернулась к сестре Аня. — Если ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец чёрт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме, что погибли другие, и сколько погибнет ещё, неизвестно, то ты ошибаешься.

— Это не мы разводили опасный вирус в городе! — даже взвизгнула Ксения.

— Зато вы его выпустили, сволочи! — крикнула в ответ Аня. — Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами!

— Ой… — сказала Ксения, глядя через плечо сестры.

Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.

— Ксения, что ты сделала? — спросила мать.

— Ничего…

— Ответь мне, что ты сделала? — спокойным голосом повторила Алина Александровна.

Ксения зажмурилась, набрала воздуха в лёгкие и выпалила:

— Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому причинить вреда, мы специально всё придумали так, чтобы не пострадала ни одна живая душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и…

Лицо её искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто её оставили силы…

— Ксения… как ты могла… — схватилась за сердце Алина Александровна.

— Не стоит её винить, — пожав плечами, как-то задумчиво сказал Сергей. — Вина есть на всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен. Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих и хотели узнать о нём больше.