А Джейн Портер и Эсмеральда тем временем крепко заперли изнутри дверь хижины, которая должна была послужить им убежищем как от зверей джунглей, так и от не менее хищных и свирепых взбунтовавшихся матросов. Потом негритянка подумала, что для большей надежности неплохо бы забаррикадировать чем-нибудь дверь. Она обернулась, чтобы поискать в комнате какой-нибудь тяжелый предмет — и вдруг издала истошный крик ужаса, бросилась к своей госпоже и спрятала лицо у нее на плече.

Джейн Портер, напуганная диким воплем служанки, взглянула поверх плеча Эсмеральды — и увидела в углу человеческие кости, полуприкрытые парусиной.

— Успокойся, голубушка! — сказала девушка, гладя по голове рыдающую негритянку. — Уж лучше находиться рядом с чьими-то безобидными останками, чем рядом с теми ужасными грубыми людьми, не правда ли?..

На самом деле Джейн была напугана ничуть не меньше Эсмеральды, но кто-то из них двоих должен был быть сильным и смелым!

Поэтому, освободившись от объятий все еще всхлипывающей служанки, белая девушка храбро направилась в угол и поправила парусину, полностью покрыв грубой тканью кости и черепа.

О какой страшной трагедии говорили эти бедные кости? Кто и когда погиб в одинокой хижине на берегу океана? И что послужило причиной смерти этих людей?

Девушка усилием воли отогнала от себя мрачные мысли: сейчас она слишком тревожилась за пропавшего отца, за его ассистента и за блуждающего по лесу Уильяма Клейтона, чтобы как следует опасаться за собственную жизнь.

И, топнув маленькой ножкой, она постаралась самым строгим тоном призвать к порядку рыдающую Эсмеральду:

— Хватит плакать! Ведь ничего страшного пока не произошло! Мне кажется, что матросы уже ушли — ты слышишь, никто больше не ругается там, снаружи? Господи, господи, только бы с папой все было в порядке… И почему Уильям так долго не возвращается?

Последние слова, невольно вырвавшиеся у Джейн, успокоили Эсмеральду куда быстрее, чем самые суровые слова ее хозяйки. Негритянка сразу перестала всхлипывать и принялась уверять обожаемую госпожу, что, конечно, с профессором все будет хорошо и что масса Клейтон вот-вот вернется и приведет обоих старых джентльменов…

Наконец, совсем обессилев от тревог и волнений, обе девушки — белая и черная — сели, обнявшись, на скамейку и стали терпеливо ждать.

Джейн была права: матросы покинули берег.

После того, как Клейтон исчез в зарослях, бунтовщики еще некоторое время спорили, что им делать дальше. Они соглашались друг с другом только в одном, а именно: лучше поскорей вернуться на борт «Арроу», где их не достанут копья незримого врага.

Итак, вся шайка поспешила к шлюпкам, и вскоре моряки вскарабкались по трапу на палубу судна, где их споры немедленно возобновились. Затеяв мятеж, они отрезали себе дорогу к честной жизни, но теперь никак не могли договориться, как воспользоваться богатством, из-за которого они пролили столько крови..

…В этот день Тарзан увидел столько нового, что в его душе царило смятение и голова шла кругом. Но самым удивительным зрелищем из всех, представших сегодня его глазам, было лицо красивой белой девушки.

Наконец-то он воочию увидел женщину своей породы! И она оказалась еще прекрасней, чем виделась в самых смелых его мечтах.

Юноша, который высадился на берег вместе с ней, и два пожилых человека тоже выглядели почти такими, какими Тарзан представлял себе белых людей — очень похожими на людей в его книжках.

«С „Л“ начинаются л-ю-д-и!»

Но остальные пришельцы, явившиеся на его землю… Тарзан колебался, можно причислить их к своей породе или нет. Интуитивно он чувствовал к матросам недоверие, готовое перейти в ненависть. По их угрожающим жестам, по свирепому выражению лиц, по резким каркающим голосам приемыш Калы определил, что эти субъекты могут быть так же кровожадны, как и любой чернокожий каннибал из знакомого ему поселка.

Потому он решил внимательно присматривать за ними, а если они надумают опять устроить разгром в хижине или причинить вред белой девушке и ее спутникам — разобраться с негодяями так же быстро, как он разбирался с чернокожими дикарями.

Но даже белые мужчины, которые нравились Тарзану, вели себя очень странно. Наблюдая, как два пожилых человека блуждают по джунглям, он никак не мог постичь цели их путешествия. Ему и в голову не могло прийти, что старики заблудились. Как можно заблудиться в лесу, густо испещренным звериными тропами, каждая из которых была видна человеку-обезьяне так же ясно, как нам — любая улица в родном городе?

И тот юноша, что вошел в джунгли вслед за стариками, тоже вел себя совершенно непонятно! Вместо того, чтобы двигаться бесшумно и тихо, как делают все обитатели леса, он то и дело останавливался и издавал громкие крики… Ну совсем, как слон Тантор, когда он призывает подругу!

Но подруга молодого человека осталась в хижине на берегу, и он никак не мог этого не знать…

Подобное загадочное поведение соплеменника вконец заинтриговало Тарзана. Убедившись, что матросы наконец-то убрались на корабль, человек-обезьяна покинул берег и устремился в джунгли, откуда еле слышно доносился голос молодого человека.

Вскоре Тарзан настиг крикуна: тот в изнеможении прислонился к дереву, вытирая пот со лба; потом двинулся дальше.

Человек-обезьяна, следуя за ним по ветвям деревьев, внимательно изучал странный экземпляр своей породы, его одежду и внешность. Вскоре он понял, что юноша ищет старых мужчин, и уже собрался сам отправиться на поиски — как вдруг заметил желтый блеск лоснящейся шкуры, и в ноздри ему ударил тревожный запах леопарда Шиты.

Хотя Тарзан сидел высоко на дереве, а леопард крался по земле, прочно укоренившийся рефлекс заставил приемыша обезьяны мгновенно взлететь на самые тонкие ветки — туда, куда Шита не осмелился бы последовать за ним.

Но Клейтон продолжал идти как ни в чем не бывало прямо в зубы скрадывающему добычу леопарду!

Тарзан ничего не понимал. Неужели самец белого человека не слышит шуршания трав под мягкими лапами хищника? Неужели он не чует запаха желто-пятнистой смерти?

Нет, белый человек как будто оглох, ослеп и начисто лишился чутья!

Шита уже приготовился к прыжку, хлеща себя хвостом по бокам…

И тогда в тишине джунглей прозвучал пронзительный, леденящий кровь боевой крик человека-обезьяны.

Леопард хорошо знал этот вопль, как знали его все прочие обитатели леса: хищник развернулся, словно стальная пружина, и бесшумно исчез в кустах.

Еще большее впечатление клич Тарзана произвел на молодого человека.

Клейтон содрогнулся и судорожно стиснул копье. Кровь отхлынула от его сердца и молотом застучала в висках. Еще никогда в жизни он не слышал такого ужасающего крика!

Уильям Сесиль Клейтон, старший сын лорда Грэйстока, не был трусом, но в этот миг он впервые почувствовал, как дикий, первобытный страх готов затянуть черной пеленой его помутившееся сознание.