— Господи, господи, господи…, — застучал зубами патрикий. — Спаси и сохрани! Не может быть такого! Никогда ничего подобного не бывало! Это сон!

— А ты чего хотел? — непритворно удивился Вацлав. — Украл старушку — княгиню, и хочешь в своей постельке спокойно спать? Действие равно противодействию, кастрат. Так мой князь говорит.

— Я ее не крал, — с достоинством ответил патрикий, который понемногу брал себя в руки. — Ее украл ваш человек, а мы всего лишь пригласили ее в гости. Да ее даже пальцем никто не тронул.

— Ты про бывшего жупана Любуша говоришь? — понимающе усмехнулся Вацлав. — Его голова уже в Новгород едет. Мы ее солью засыпали и медом залили, чтобы не протухла по дороге.

— Вот как? — побледнел патрикий.

Такой прыти от варварского князька он не ожидал. Да, он переманил к себе немало мастеров, построил крепости и ведет дела, словно презренный купец. Это было удивительно, но вполне объяснимо. Но он действует, словно опытнейший евнух из императорского секрета. И это было невозможно. Варвары были хитры и коварны, но они никогда не выстраивали длинных многоходовых операций. Это было прерогативой императорской разведки. И любой из варварских царьков в такой ситуации либо смирился бы с происходящим, либо начал торговаться, либо пошел бы войной, наплевав на жизнь родственника. Герцог Само точно войну не начнет, ведь зачем он тогда искал свою мать столько лет.

— Где она? — спросил Вацлав.

— Она в императорском имении, в Вифинии, — опустил плечи патрикий. — Ее надежно охраняют. Вам не выкрасть ее.

— А мы и не будем ее красть, — уверил его Вацлав. — Ты сам нам ее отдашь.

— Я этого не сделаю, — гордо вскинул голову патрикий Александр. — Я верный слуга императора. Это измена!

— Тогда я щелкну пальцами, и твоих родителей прямо сейчас порежут на куски и скормят чайкам. А ты будешь на это смотреть, — спокойно сказал Вацлав. — А потом мы найдем твоих братьев, сестер и их детей. И все они тоже умрут, как умерли дети и внуки предателя Любуша. А ты, патрикий, останешься в живых, и будешь винить себя в их смерти, пока не попадешь на встречу со своим богом. Только ты будешь ждать этой встречи слепым, без языка, без рук и без ног. Ну, что, ты все еще готов выпячивать свою тощую грудь или мы поговорим, как серьезные люди? Княгиня или жизнь всех твоих близких. Выбирай!

— Да что же вы за люди такие? — глухо обронил патрикий, который постарел и осунулся на глазах. — Или вы вообще не люди, а демоны, вырвавшиеся из преисподней? Я согласен, слуга архонта склавинов, вы получите свою Милицу.

Глава 11

15 апреля 630 года. Иерусалим. Провинция Палестина Прима

Древний Иерусалим встречал своего императора, впервые за много столетий. Цезарь Тит, сын божественного Веспасиана был тут, когда 550 лет назад легионы взяли великий город после трехлетней осады. Он обратил в рабов его жителей, а сам город разрушил. С тех пор непокорное племя иудеев стало постоянной головной болью для римских императоров, рассеявшись по всему Средиземноморью. Упрямые до невозможности, иудеи сначала сами породили новую веру, за которую готовы были умирать, а потом, когда эта вера завоевала Рим, стали враждовать с ее адептами, считая христианство всего лишь еретической сектой. Христиане, хотя и завещано им было терпеть, терпеть не стали, и стали притеснять иудеев, как только могли. Ведь это иудеи распяли сына божьего Иисуса Христа, а не римский прокуратор Понтий Пилат! А на это иудеи им, тряся древними свитками, отвечали: а нечего всяким проходимцам Мессией притворяться. Настоящий Мессия еще не пришел! Вот поэтому, и распяли!

Так они и жили бок о бок, пока в эти земли не пришел с войском Фаруххан Шахрвараз. Сначала иудейские отряды под командованием Вениамина из Тивериады и Неемии бен Хушиэля возьмут Иерусалим вместе с персами. Потом христиане восстанут, и перебьют иудеев, имевших несчастье жить в этом благословенном месте. После этого Иерусалим снова возьмут и вырежут семнадцать тысяч христиан, а иудеи будут выкупать пленных только для того, чтобы убить. Потом двадцать тысяч иудеев возьмут в осаду Тир, а горожане схватят четыре тысячи их собратьев, и сделают их заложниками. Тир так и не взяли, но зато сожгли все церкви и монастыри в округе, за что половину заложников осажденные убили самым зверским образом. И это происходило повсеместно, от Александрии до Алеппо. Взаимная ненависть привела к тому, что некогда цветущий край лежал в руинах, а город, бывший когда-то одним из самых больших на Востоке, теперь вмещал в своих стенах едва ли десять тысяч человек. Император Ираклий, получив богатые подношения от иудейских общин, поначалу даровал им прощение и выдал охранную грамоту. Но потом, переубежденный патриархом и епископами, грамоту отнял, а иудеям запретил приближаться к Иерусалиму ближе, чем на три мили. Дары он, впрочем, оставил себе. Война закончилась, но евреев продолжали резать по всему Востоку, хотя уже и не в таких количествах.

И все бы ничего, но местные христиане верили, что божественная сущность Христа растворила в себе сущность человеческую, а это в Константинополе считали тягчайшей ересью. В ответ патриарх Сергий предложил компромисс, заявив, что обе сущности второстепенны, потому что обе они соединены в единой божественной энергии, и то еще больше все усложнило, до предела обозлив христиан Востока и Египта. Начались погромы монастырей и ссылки особо упрямых священнослужителей. Империя шаталась, как пьяный матрос, без всякой войны, и лишь император Ираклий держал ее кое-как на своих могучих плечах. А еще персы увезли Крест Животворящий в далекий Ктесифон. Христиане лишились своей главной святыни, и это было совсем скверно.

— Государь, — протоспафарий[17] зашел в комнату и низко поклонился. — Доместик Стефан требует, чтобы императрица немедленно его приняла. А у меня приказ…

— Требует? — изумленно поднял бровь Ираклий. — Он требует?

— Да, государь, — подтвердил воин. — Говорит, что у него важнейшие вести. И с ним Сигурд… Мы его не удержим…

— Он знает, на что идет, — нахмурился Ираклий. — Зови.

Каков наглец! — подумал он. Провернул пару удачных дел и смеет вести себя подобным образом. Мартина вконец избаловала своих слуг. Хотя, доместик прекрасно понимает, что грозит ему в том случае, если вести окажутся не так важны, как он сказал. Рудники — самое мягкое из возможных наказаний за такую неслыханную наглость. Император крикнул вдогонку.

— Сначала пусть императрица придет сюда. Потом позовешь доместика. Я хочу услышать новости, из-за которых он так рискует.

Не прошло и получаса, как Стефан стоял перед