— А тот человек? Где он сейчас? — Я помолчал. — Что с ним сталось?

Старик положил свою дрожащую руку на мою.

— Он не уехал отсюда. Он живет здесь.

Мы покинули Сан-Луи ярким солнечным утром. Небо над величественной грядой гор Сан-Хуан было необыкновенно синим, по нему плыло несколько белых облачков. Снег на горных вершинах ослепительно сверкал; кругом стояла удивительная тишина, которую нарушали только цокот копыт да поскрипывание седел.

Вчетвером, в сопровождении Эстебана, мы отправились на запад, туда, где на маленьком ранчо на реке Рио-Гранде жил Петигрю.

Подъехав к ранчо, мы увидели большой глинобитный дом с опирающейся на столбы крышей. В доме было несколько просторных комнат, а неподалеку располагались длинный амбар и несколько корралей. В небольшом садике росли фруктовые деревья.

Когда мы въехали во двор, на крыльцо дома вышел, прихрамывая и опираясь на палку, хозяин ранчо, вооруженный шестизарядным револьвером.

Это был крупный мужчина с круглым приятным лицом, на котором играл румянец. От когда-то пышной шевелюры остался только пучок седых волос на макушке. Увидев Эстебана, он помахал ему рукой и радостно воскликнул:

— Buenos dias, amigo![1]Рад тебя видеть.

Потом он бросил взгляд на нас, и я уловил в нем настороженность. Глаза хозяина ранчо задержались на лице Оррина, потом на моем.

В доме было прохладно.

— Располагайтесь, — сказал хозяин. — Меня зовут Нативити Петигрю, я родился в Коннектикуте, а вырос в штате Миссури. А вы кто такие?

— Я Оррин Сэкетт, — ответил Оррин. — А это мой брат, Вильгельм Телль Сэкетт. — Потом он представил Тинкера и Иуду и сел.

— Мистер Петигрю, вы ездили в горы с моим отцом, не так ли?

Петигрю вытащил трубку и набил ее табаком. Повернувшись к двери, которая вела в комнату, он распорядился:

— Хуана, принеси нам, пожалуйста, кофе. — Он чуть смущенно взглянул на нас. — Не люблю, когда меня обслуживают, но нога отказывается служить, трудно поспевать повсюду. — Он утрамбовывал табак в трубке. — Так, значит, вы сыновья Сэкетта. Я пару раз слышал о вас и знал, что рано или поздно мы встретимся.

В эту минуту в комнату вошла красивая мексиканка с подносом, на котором стояли чашки и кофейник.

— Это Хуана, моя жена. Мы женаты почти девятнадцать лет.

Мы поспешно вскочили и поклонились Хуане. Она смущенно улыбнулась — мягкая, красивая и очень застенчивая женщина.

— Мы хотим выяснить, что случилось с отцом, — объяснил я. — Наша мама постарела, и ей хочется узнать, где и как он умер.

Несколько мгновений Петигрю молча курил.

— Это не так-то легко выяснить, как вы думаете. Я получил удар по голове, и память стала меня подводить. Я хорошо помню Бастона и Суона — один из них, наверное, и ударил меня.

Моего коня напугали — должно быть, ударили или обожгли чем-то, не знаю. Он всегда был очень пуглив, и когда его ударили, он отскочил в сторону и упал. Это было последнее, что я запомнил, а когда через несколько дней пришел в себя, то увидел, что лежу в сугробе, а у костра сидит вот тот старый мексиканец — это дедушка моей Хуаны, — который ухаживал за мной, как за ребенком.

Он очень хороший человек. Он спас мне жизнь, и я подумал, что нигде не найду людей лучше, чем в этих краях, и решил тут поселиться. Купил это ранчо у родственников Хуаны и зажил как человек.

— Значит, у вас были деньги?

Петигрю смущенно улыбнулся, опустил глаза на свою трубку и, прежде чем ответить, затянулся два раза. Потом сказал:

— Да, у меня было с собой немного денег. Они не знали об этом, а то непременно забрали бы.

— А когда вы последний раз видели отца?

Петигрю поерзал на своем кожаном стуле.

— Он довел нас до перевала Волчий ручей, но там начались неприятности. Ваш отец был очень спокойным человеком, занимался своими делами и не лез в чужие, но все замечал. Он прекрасно ладил с Пьером Бонтамом. Француз был хорошим человеком, довольно капризным, но сильным, готовым всегда выполнить свою долю работы и даже часть чужой. Все было хорошо, пока мы не поднялись в горы и не достигли Волчьего ручья.

У Бонтама была карта, — но вы ведь знаете, если карта составлена небрежно, от нее проку мало. Она не стоит даже спички, чтобы ее сжечь.

Тот, кто составил эту карту, сделал это второпях — он либо не знал, как наносить на карту горные хребты, либо собирался вернуться туда еще раз и доделать работу.

Мы нашли несколько ориентиров, указанных на карте. Но одно дерево, без которого не найдешь, где зарыто золото, упало и сгнило. Скала, указанная на карте, в действительности имела совсем другие очертания. Оказывается, она раскололась, и наш отец нашел обломок ее на дне каньона. Словом, как мы ни старались, золота мы так и не нашли.

Я поссорился с Бастоном и решил вернуться назад. Я спускался с гор, когда пару дней спустя Суон и Бастон догнали меня. Они сказали, что тоже отказались от поисков.

Оррин сидел, уставившись в огонь, и внимательно слушал. Поставив чашку на стол, он спросил:

— Значит, вы не знаете, что случилось с отцом?

— Нет, сэр, не знаю.

Я не поверил ему. Он явно что-то скрывал, и, как мне показалось, довольно много. Словом, я решил немного нажать на него.

— Мы пытаемся узнать, что случилось с отцом, ради нашей матери, — начал я. — Она уже старая женщина, и жить ей осталось недолго, поэтому мы хотим, чтобы она обрела, наконец, покой, зная, что ее муж ушел раньше нее, чтобы проложить ей дорогу. Мы не можем уехать, не выяснив все до конца, и мы будем заниматься поисками до тех пор, пока не узнаем, как умер отец и где его могила.

— Прошло столько времени, вы ничего не сможете найти, — пробормотал Петигрю, не поднимая глаз от своей чашки. — В горах следы исчезают очень быстро.

— Не скажите. Однажды я нашел в пещере скелет волка, который, должно быть, пролежал там долгие годы. Мы с братом умеем читать следы и найдем то, что ищем.

Дело в том, что несколько лет назад я жил какое-то время в Валлеситос. За мной там до сих пор числятся несколько участков.

Петигрю поднял на меня удивленный взгляд.

— Так, значит, вы тот самый Сэкетт? Я слыхал, дело там дошло до перестрелки.

— Я отстаивал свои права. Я приехал туда первым, а уехал последним.

Чувствовалось, что Петигрю нервничает, у меня появилось ощущение, что он хочет, чтобы мы поскорее ушли. До моего уха несколько раз донесся звук шагов на кухне, и я подумал, что Хуана, наверное, тоже кое-что знает.