– Я сказки читать начну, когда в отставку выйду, – уронил князь Диодор. – Ты дело рассказывай.

Притун кивнул, соглашаясь. Такой он был человек, выдрессированный и службой, и собственным своим складом.

– Примерно, три года назад обанкротился очень известный страховой дом, принадлежавший, как тут водится, известным арматорам на юго-западном же побережье. Тут часто бывает, что владельцы кораблей и грузы страхуют, и вообще на регистрах зарабатывают, сам понимаешь – смежные заработки, гарантии обязательствам, работа в известном кругу людей… Все это служит и рекомендацией предприятию, чтобы дела легче получались. Так вот, тело главного держателя акций этого дома, практически, его хозяина, нашли только через месяц, как предприятие это пришло к окончательному упадку. И странно как-то нашли, с помощью одной местной ворожеи. Ее даже на какое-то время арестовали, подозревая сговор, но… в конце концов отпустили. Удивительно другое, смерть несчастного арматора, человека с безупречной репутацией до того, как его торговый дом разорился, ворожея эта определила наступившей месяца за три до нахождения тела. За это время из кассы пропали все ценности, все деньги и все сколько-нибудь значимые документы. А ведь его многие видели в течение этого времени, и на балу их гильдии, и на прочих торговых собраниях. Он подписывал бумаги, он действовал как предприниматель, как владелец этого самого торгового дома… Вот только, как выяснилось, нещадно обворовывал собственное предприятие.

Князя Диодора удивлял этот рассказ. Ничего подобного он прежде даже не мог бы вымыслить, но оказалось, такое тоже бывает.

– То есть, один из диких магов научился притворяться другим человеком, и не на короткое время, а на долгий срок, в несколько месяцев, как минимум, чтобы… Нажиться на чужом разорении?

Посол тоже дожевал, отодвинул почти опустевшее свое блюдо. Все же Диодору показалось, отодвинул не потому, что насытился, а потому, что перестал ощущать вкус пищи. Он думал о другом, так и у Диодора случалось, когда он задумывался изрядно.

– Попутно он разорил многих и многих, кто верил ему, поступил прямо как настоящий преступник. Сумма украденного тогда имущества, – продолжал посол, – оценивалась в четверть миллиона ливров. За такие деньги можно чуть не четверть того графства купить, или даже завоевать его, в крайности, на три-четыре тысячи солдат со всей амуницией этого бы хватило. И на полгода боевых действий…

– Та-ак, – протянул Диодор, – насколько я понимаю, ливр – это вроде бы как наша гривка, десяток их дает почти имперский рубец? Верно?

– Почти, – князь Притун слегка покривился, должно быть, ему такая вот простецкая арифметика была не по нраву. Но уточнять сумму, учитывая содержание и качество серебра в монете, привес лигатуры или точность чеканки, которая традиционно в Империи считалось выше, не захотел, не это было важным. – Хотя, я думаю, можно было бы сказать… Да ладно, просто мы экономней, чем ты сказал, с деньгами обходимся, это и для дела правильно выходит.

– Нет, князь, если я в чем-то путаю, ты поправь меня.

– Для больших сумм, можно и так, как ты… – Посол поднял бокальчик с вином, с отчетливым удовольствием сделал пару глотков, отставил его, снова взял и принялся вертеть в пальцах. – Теперь король Фалемот обратился к нам, потому что из его казны, прошу заметить, уже не торгово-арматорского дома, а из государственной казны совсем немалого и вполне благополучного королевства, неизвестно каким образом испарилось два миллиона ливров, а это уже не шутки. Король, конечно, не может объявить себя банкротом, но фактически он в этом качестве и пребывает.

– То есть, – опять переспросил князь Диодор для верности, – этот некто, кто так ловко оборачивается иной личностью, сумел наложить свою лапу и на государственную казну?

– На государственную и королевскую, на обе казны разом, – поправил его князь Притун. – Кто именно это сделал и каким образом – совершенно непонятно. И нет никакого просвета, чтобы в этом разобраться… Более того, есть опаска, что он не остановится и сумеет вытрясти еще не один миллион серебряных ливров, или крундов, или ефимок, или гривок, если по-нашему, или золотых дактилей и маркетов где-нибудь еще. Повторяю, если его не остановить, сам он навряд ли остановится. – Посол смерил князя Диодора внимательным взглядом, оценивая, а по силам ли раскрыть ему эту загадку? И добавил, чеканя каждое слово: – Империя должна в этом деле оказать действенную помощь Парсу.

Князь Диодор сидел огорошенный.

– Больно сумма велика. – И чтобы отвлечься от огромности цифры, которую ему сообщил князь Притун, он повторил: – Оказать действенную помощь…

Князь Притун грустно кивнул.

– И незаметную, поелику возможно, потому что, если станет известно, что король лишился казны, от него не только солдаты и офицеры разбегутся, его запросто могут и власти лишить. Кому же охота служить за честное слово или даже за обещания короля? А это грозит всей имперской политике в этом регионе невиданными осложнениями, или даже… Сложность вот еще в чем, помимо политики, – посол вздохнул, – тут у нас, князюшка, запад, тут привыкли только монете верить, и давно уже привыкли. Так что, даже не этого ката, вора окаянного прошу тебя отыскать и поймать, но и деньги найти. Не мог же он, негодяй, такие деньги растратить, это даже герцогу Кеберскому не удалось бы, не говоря уж о менее известных кутилах.

Только и коснулась голова князя Диодора подушки, а уже над ним стоял куртье Атеном со слегка надменным и обиженным лицом, видимо, требуя, чтобы он поднимался. Князь хотел спросить его, мол, что случилось? Но тут же догадался, понял, что ничего не случилось, просто наступило утро.

– Твои уже поднялись, – сказал Атеном со своим странным рукво-феризским выговором. – И даже князь посол поднялся. – Он помолчал, чтобы Диодор усвоил это событие. – Вызвал меня, отдал распоряжение касательно вас.

– И что? – все же Диодор был еще не вполне проснувшийся.

И лишь тогда понял, да, его-то ребята улеглись все, как прибыли, а он посла Притуна ждал… Нужно было, наверное, послушать этого шевалье Атенома, не торопиться, и князя Притуна не вызывать с ассамблеи. Можно же было, ох, можно было отдохнуть, к местной жизни привыкая. Но теперь ничего другого ему не оставалось, как подниматься. И приниматься за очередные дела, хотя, что это были за дела, пока оставалось непонятно.

Свой путь они проделали, они были в Парсе, и чем теперь заниматься, как браться за дело?.. Но все уже было решено за него, и к счастью, от князя Диодора не зависело.

Перекусить тоже не вышло, их дормез, такой уютный на зимних западных дорогах, тут, в городе, в какой-никакой, а все же столице казался неуклюжим и громоздким, зато был уже заложен. Даже кони, кажется, слегка отдохнули в местных конюшнях, и топали ногами, привычно требуя отправляться дальше. Поэтому князь Диодор, не чинясь, перехватил кусок какой-то лепешки с намазанным на ней толстым слоем местного масла, присыпанного сухой петрушкой и какими-то еще сухими травами, и стал жевать уже в дормезе, где сидели все, включая Атенома. Стырь, впрочем, сел на козлы, вторым возничим, потому что ему-то полагалось знать, куда они поедут, да и не любил он сидеть с барами в тесноте, и еще при чужих. А чужим был Атеном, который, как тут же выяснилось, даже велел вчера не разгружать их повозку, а оставить, как было.