Я добегаю до кабинета. Дверь приоткрыта.

Черт.

Готов поклясться, что захлопнул ее сегодня утром, когда Клэр увела меня отсюда.

Могла полиция устроить в мое отсутствие обыск? Как-то же Ричардсон пронюхал про Гранчестерские луга. Но ему всяко понадобился бы ордер. Значит, Клэр. Она точно знает, где лежат запасные ключи от всех дверей в доме, в том числе и ключ от кабинета.

Я толкаю дверь. На экране ноутбука крутится заставка с северным сиянием. Проклятье. Когда Клэр утром постучала в дверь, я забыл выключить компьютер. Я нажимаю несколько кнопок, проверяя, не рылась ли она в моих файлах или в почте. Но похоже, что нет. Факт: мои письма, как и айдай, блокируются после двух минут неактивности. Письменный стол тоже, кажется, никто не трогал. По крайней мере, бумаги, папки и другая канцелярия в том же виде, как я оставил.

Однако интуиция подсказывает мне, что Клэр искала что-то другое. Я оглядываю кабинет. Вроде бы ничего необычного. Взгляд останавливается на встроенных книжных полках у противоположной стены.

Проклятье.

Я всегда тщательно выравниваю бумажные папки – равно как и корешки книг – на каждой полке. Беспорядок действует мне на нервы. (Ричардсон, должно быть, страдает похожей формой ОКР[6], если судить по безукоризненному порядку у него в кабинете.) Одна из папок в самом нижнем ряду слегка выступает. Кто-то достал ее и, особо не задумываясь, засунул обратно.

Мне не нужно проверять наклейку, я и так знаю, что внутри. Факт: часть материалов из этой папки преследует меня вот уже двадцать лет. Поэтому я держу ее на самой нижней полке – там они почти не попадаются на глаза и не лезут в голову.

Я достаю ее и заглядываю внутрь. Папка пуста. Из нее вынули все бумаги.

Чертов ад. Кажется, мне конец.

Как и предрекал Роуэн.

11 ноября 2013 г.

Сил нет.

Голова раскалывается.

От этих дурацких частных расследований куда меньше толку, чем все думают. Две недели слежки оказались сплошным мучением. Особенно если часами сидеть как последняя дура за рулем, который еле поворачивается. В раздолбанном «фиате» с хитрожопым обогревателем. Надо было покупать «БМВ». Но блестящий «бумер» привлечет слишком много внимания. Мне нужен невзрачный наблюдательный пункт, из которого я могу незаметно шпионить.

В жопу «фиат».

Мне осточертело зевать и вертеть большими пальцами. Красить ногти, чтобы убить время. Вглядываться сквозь заиндевевшие стекла. Ждать, когда кто-нибудь выйдет из того особняка.

Вдобавок я так ничего о ней и не узнала. Кроме того, что она по утрам выгуливает собаку. И что ездит по средам в Линтон, в Кембриджскую цветоводческую школу – очевидно, затем, чтобы в компании таких же занудных домохозяек втыкать в горшки цветочки. И что навещает кого-то в муниципальной квартире на Грейндж-роуд. И что странно одевается. Отвратительно, блин. Разгуливает целыми днями в мешковатых рубашках и таких же штанах цвета хаки. Как будто ей в два раза больше лет, чем на самом деле.

За деньги можно купить многое, но не вкус.

Неудивительно, что ее муж кидается на других женщин.

И на этом более-менее все – вся ее жизнь. Убожество.

Забавно, как за полмесяца может поменяться настрой. Две недели назад я считала, что правильно сделала, переехав в Гранчестер. Удобнее будет следить за важными для меня людьми.

Однако поражает, как мало узнаешь о человеке. Результатом онлайн-поисков стало потрясающее откровение о том, что она моно и домохозяйка. В Сети есть несколько ее фотографий. На них она снята вместе с мужем на книжных презентациях и благотворительных базарах. Эти мероприятия даже близко не положены ей по статусу. Замотана в плохо сидящее тряпье. Всегда или в отдалении, или прячется за мужнину спину. Страдальческое выражение лица, выпученные глаза. Похожа на испуганную лань, пойманную в лучи фар. Но что полезного можно выковырять из фотографий женщины на разных приемах, одетой дорого, но безвкусно. Кроме факта, что у нее есть муж, который платит за эти долбаные шмотки?

Тяжело искать грязь под стерильной оболочкой. Но я буду копать дальше. Грязь найдется.

Никто не без греха.

В каждом свое дерьмо.

И в нем тоже. И в его замшелой жене-моно, у которой мозгов меньше, чем у ее золотистого ретривера.

Грязь найдется.

Не отклоняться от цели. Продолжать начатое. Разобраться с демонами прошлого. С призраками, которых я однажды попыталась забыть, но так и не смогла. Встретиться с ними лицом к лицу. Найти и придушить.

Нужно сосредоточиться на позитиве, как нас учили в Сент-Огастине. Итак, у меня есть следующее.

Туфли. Самые шикарные шпильки, на которых еще можно ковылять. Чем выше, тем смешнее. (Не знаю, кто изобрел для женщин эти шестидюймовые каблучищи, но надеюсь, что он – или это была она? – теперь на небесах на почетном месте.)

Роскошное белье. Шелковые кружевные комбинации. Чем больше декаданса, тем лучше. Так отзываются многолетние блуждания по коридорам в простой белой рубахе и белых штанах на резинке. На заднице – толстые хлопковые трусы. Такие, как носят бабушки. На сиськах – строгий лифчик без бретелей. Никаких металлических косточек, чтобы пациентки друг дружку не покололи. На ногах дешевые носки и тонкие бумажные шлепанцы. Никаких ремней и шнурков, чтобы не на чем было повеситься.

Чужие секреты. Я раскрываю их медленно, но уверенно. Досье становится все толще.

Секреты есть у всех. Два сорта секретов, если точнее. Первые прячут от других, вторые – от себя. Помощник в этом деле, разумеется, жалкая, дефективная людская память.

Говорят, в стране слепых одноглазый – король. А это значит, что в мире несчастных беспамятных людей у женщины, которая помнит, есть шанс стать королевой.

Я заставлю Марка Генри Эванса раскрыть свои секреты.

Жестоко.

29 ноября 2013 г.

В воскресенье опять был «Кандински». В фойе – сплошное Рождество, включая елку, увешанную блестящими шарами. Портье протянул мне ключи от номера 261. Сказал, что мистер Адамс еще не приезжал. Повернув ручку, убедилась, что так и есть. В номере никого. Подошла к окну, поглядела вниз на тротуар и на мерцающие фонари. Вокруг дальних столбов клубится туман. Точно бесплотный призрак из прошлого. Вернулся, чтобы поселиться у меня в душе.