После Мардина был взят Диарбакир, город, построенный из черного базальта у самого Тигра; затем — Ван, находившийся на берегу большого соленого озера, благодаря которому окружавший его пейзаж был озарен невероятным, фантастическим светом. Защищавшие свой город армяне сражались храбро; подкатить к нему осадную башню было невозможно. Есть свидетельства, что понадобилось построить нечто вроде форта, своею высотою превосходящего цитадель, чтобы с его верхней площадки обстреливать улицы и дома. Высота высшей точки города заставляет усомниться в правдивости этого предания; но кто знает, что мог сотворить Тимур? Как бы там ни было, Ван в конце концов пал.

Войско начало восхождение по направлению к взбунтовавшейся Грузии. Стояла зима (конец 1394 года). Сшибка была ужасной. Кровь текла рекой. Все пылало. Грузины оказались стойкими воинами. Неожиданно, в самый разгар бойни, пришло известие о том, что у юного Улугбека появился единокровный брат: всего за несколько месяцев Шахрух сумел осчастливить своего отца двумя внуками; великая нежность наполнила Тимурово сердце. Состоялся пир, на котором подавались вина: мазандеранское белое, ширазское красное, хорасанское жемчужно-серое; пили и водку, чистую и прозрачную, как горный ручей. Недостатка в дамах вельможных, как и самых легкомысленных, на празднике не было. Чтобы страна не погрязла в новой смуте, наместником был назначен Мираншах, ставший в некотором роде преемником Ильханов.

И тут возвратился Тохтамыш. Поставленные Тимуром во главе Золотой Орды ханы, очень быстро ощутившие себя независимыми, перессорились, и Тохтамыш без труда снова вступил во владение своим царством; это было сделать ему тем более легко, что пришла помощь из Москвы от великого князя Василия. Сия поддержка, которая могла показаться самоубийственной, если учесть, что Орда держала в строгом подчинении все русские княжества и незадолго до того сожгла будущий стольный град русских царей, напротив, была хорошо продумана и впоследствии принесла большую пользу Василию, который получил из рук хана власть над рядом городов, ранее никогда великому княжеству не подчинявшихся: Нижним Новгородом, Городцом и Муромом. Это было не слишком дорогой платой за возможность начать собирание русских земель, имея в виду день, отныне все более близкий, когда они смогли наконец стряхнуть с себя татарское ярмо. На обстоятельства возвращения золотоордынца к власти проливает свет письмо от 20 мая 1303 года, посланное Тохтамышем польскому королю Ягеллону; в этом документе, действительно важном, Тохтамыш объясняет причину временной неудачи своих подлых действий против Тамерлана и одновременно напоминает поляку, что ему пора платить оброк. [93]

Тохтамыш снова почувствовал в себе силы и скорее всего основания для этого имел. С целью создания антиджагатаидского альянса в отдаленном будущем и восстановления международных связей в будущем непосредственном он почти в то же время вступил в переговоры с султаном Египта. Торговый обмен между этими двумя странами являлся источником обогащения, и уже давно у Золотой Орды выработалось правило согласовывать с Мамлюками действия по ограничению претензий Ирана. Да, Тохтамыш был Тимуром побежден, но он проиграл не войну, а лишь сражение. Он верил в своего бога, в свою звезду и, будучи убежденным в возможности взять реванш, решил вновь попытать ратного счастья. На этот раз Тохтамыш намеревался захватить не Трансоксиану, безраздельно преданную своему государю, а страну, Тимура не любившую, жертву его ярости, а именно Азербайджан, где можно было рассчитывать на сочувствие единомышленников и восстание коренных народов.

Тохтамыш миновал Дербентские ворота и атаковал Ширван. Но тут вдруг что-то произошло. То ли помощь, на которую он рассчитывал, не была получена. То ли он чего-то внезапно испугался. Известно только одно: когда Тимурова армия выступила ему навстречу, золотоордынец поспешно ретировался. Была зима. Тимур переждал ее на Араксе. 15 апреля 1395 года он преодолел Дербентский проход и обрушился на Тохтамыша, спасавшегося за Тереком. Удача предавала то одного, то другого. На какое-то время золотоордынским всадникам удалось изолировать Тимура, окружив его плотным кольцом, и этому уже не молодому и не здоровому человеку (ему было лет шестьдесят), у которого «кончились стрелы, а копье сломалось», пришлось отбиваться одною саблей. Казалось, ему было суждено погибнуть, но он выстоял. То, несомненно, был великий полководец, победами обязанный своему ратному таланту, великолепному умению сражаться. В ту эпоху убить предводителя, от которого зависела сплоченность войска, значило выиграть войну. Тамерлан успешно отражал удары до того самого момента, когда к нему пробилась полусотня его воинов, которые встали на колени и образовали вокруг него непреодолимое заграждение. [94]

Эта физическая и моральная стойкость, эта безграничная преданность, которую Тимур внушал людям, привела врагов в смущение. Похоже, Тохтамыш проиграл битву из-за неуверенности в том, что вообще можно было одержать победу над противником, явно оберегаемым Небесами. Он подал сигнал к отступлению, которое, как обычно, приняло вид бегства. В тот раз у Тимура впервые не выдержали нервы: он упал наземь посреди поля битвы и возблагодарил Аллаха, или Вечное Небо, это божество отцов, за то, что битва кончилась благополучно.

Уже ни на что не рассчитывая, Тохтамыш поспешно бежал. Тимур, во главе своих лучших всадников, пустился за ним в погоню; однако тому удалось скрыться где-то в северных лесах. Итак, наш герой противника упустил, но это не значит, что он не заслуживает нашего восхищения: Тимуру уже исполнилось шестьдесят лет, у него были покалечены рука и нога, и вот он в продолжение полугода — шаг за шагом — преодолевает тысячи километров, не выказывая никаких признаков усталости, не давая себе ни дня отдыха в полном смысле этого слова, а по возвращении в Самарканд оказался столь бодр и свеж, что очень скоро возобновил военные действия.

Поход по восточноевропейским просторам стал для Тимура несколько затянувшейся прогулкой, во время которой по его слову возводились пограничные столбы из человеческих останков и костей. Ровно четыре месяца, вплоть до 26 августа, он безостановочно двигался вперед. Его рати, поднявшись вверх по Волге, остановились в ста десяти километрах от Булгара, столицы тюрок-болгар, после чего они повернули на запад. В Ельце Тимур внезапно взял курс на юго-запад, разграбив все, что встретилось на пути. Затем он спустился по Дону и вступил в Тану (Азак), крупную итальянскую торговую колонию в устье Дона. Пощадив в тот раз мусульман, Великий эмир обрушил свою мощь на христиан: одних уничтожил, других обратил в рабство, не преминув разграбить церкви и монастыри. Оттуда он ушел на Кубань, где разорил все, что мог, несмотря на знаменитую храбрость черкесов (сиркасов); и, в очередной раз опустошив Грузию, возвратился в исходную точку. [95]

Узнав, что Хаджитархан (Астрахань) не желает добровольно признавать его власть, Тамерлан среди зимы двинул свои полки на Северный Каспий и овладел непокорным городом, невзирая на защищавшие его ледяные стены. Штурм был в своем роде уникальнейшей операцией, дерзкой, оригинальной, мало чем напоминавшей обычное хождение на приступ. Тимуровым солдатам пришлось ползти на животах, вырубая ступеньки в мерзлой земле и вбивая крючья в лед. Для довершения затянувшегося похода Великий эмир разрушил Сарай-ал-Джадид («один из красивейших городов, когда-либо существовавших», как выразился Ибн Баттута), ордынскую столицу, находившуюся в семидесяти километрах от современного Волгограда; город, куда со времен Джучи, сына Чингисхана, ордынцы свозили богатства, отнятые у русских, поляков, болгар и литовцев. Из своего бесконечного странствия Тимур вернулся с несметной добычей, которой с ним «поделились» крупные торговые города Золотой Орды.