Джонстон помолчал, а потом пробормотал как-то бессильно:

— Я тут ничем не могу помочь.

Его слова повисли в темноте.

Невидимый человек спокойно продолжал:

— Нам нужен отвлекающий ход. Козел отпущения, на которого можно будет все свалить.

Джонстон трусливо съежился.

— Я сделаю все, что в моих силах, но это же должно было быть рутинное отмывание.

Пожарнов откликнулся без промедления.

— В нашем деле, мистер Джонстон, не бывает ничего рутинного, — бросил он. — Вы должны были знать об этом.

Когда Эрнст наконец заговорил, его слова посыпались слишком быстро, натыкаясь друг на друга:

— Да, я как раз хочу вам помочь, но вы должны понять, каково мое положение в банке. Если хотя бы повеет скандалом, то со мной все будет кончено. Тогда я уже ничем не смогу вам помочь. Вызволить ваши деньги станет еще труднее.

Его растерянность привела Пожарнова в бешенство.

Джонстон чувствовал совсем рядом теплое дыхание невидимого человека. У него на затылке волосы встали дыбом.

— Что ж, будем надеяться на то, что никаким скандалом не повеет. Как я уже говорил, нам нужен козел отпущения.

Джонстон обернулся на голос, но так и не смог разглядеть в темноте черты этого человека.

— Может быть, мы сможем представить все как еще один скандал с зарвавшимся маклером, — запинаясь, выдавил он. — Может быть, нам удастся сделать упор на несогласованные убытки. Если банк выяснит, что мы действовали в нарушение постановлений КЦБ, то никто не захочет привлекать внимание к случившемуся. Нарушение сыграет нам на руку, поскольку огласка будет стоить банку лицензии. — Он помолчал, сосредоточенно размышляя. — Если мы переведем весь огонь на кого-то другого, тогда вряд ли кому-нибудь захочется копаться в этом дальше и вы получите свои деньги. Это наш единственный выход.

Мужчины внимательно слушали его.

Наконец Пожарнов кивнул.

— Пожалуй, это то, что нам нужно. У вас есть кто-нибудь на примете?

Джонстон не колебался ни мгновения.

— Есть.

Пожарнов выпустил в него струю ядовитого дыма.

— Ну и как же нам завалить этого козла отпущения?

Невидимый человек рассмеялся.

— Мы же в Америке. Достаточно будет просто показать его по телевизору.

Пожарнов уставился на него сквозь темноту.

— Надо сделать все как можно быстрее, чтобы он рухнул и больше не смог подняться.

Последовала небольшая пауза, после чего он резко добавил:

— Есть еще кто-нибудь, кто может вывести следствие на нас?

Джонстон замялся.

— Есть еще один человек. Только один.

Уолл-стрит, Манхэттен

Джон становился все более рассеянным, и окружающие начали замечать, что он никак не может сосредоточиться. Среди маклеров трудно было сохранить что-либо в секрете. Люди, присутствующие в операционном зале, заподозрили, что происходят какие-то серьезные неприятности.

Поэтому Джон нисколько не удивился, когда к нему подошел Том Эдвардс, тридцатидвухлетний выпускник Гарвардского университета, его соперник. Совсем недавно Эдвардс получил повышение, был назначен главой отдела производных ценных бумаг.[21]В своих отделах оба достигли потолка, возможности дальнейшего роста для них сильно ограничились. Тот и другой считались потенциальными кандидатами в директора. Если бы открылась вакансия, то Джон и Том вступили бы в борьбу за нее. Каждый из них при этом давил бы на свои рычаги. В подобных ситуациях проигравший нередко упускает не только желанную должность, но и свою репутацию.

— Привет, Том! В чем дело? — без воодушевления спросил Джон.

— Я просто хотел узнать, коснулась ли тебя та безумная сенсация, которая взбудоражила казначейство после вчерашнего аукциона? — спросил Том и самодовольно усмехнулся.

Как всегда, он был одет очень простенько, рубашка от Армани, брюки и туфли от Гуччи.

— С чего ты так решил?

— Я понимаю, что твои операции — это твое дело, но все же от меня не укрылся размер пакета, который ты продавал себе в убыток. В воздухе запахло неприятностями? — Том даже не пытался скрыть свое злорадство по поводу подобной перспективы.

— Учитывая характер производных ценных бумаг и баланс твоего отдела, я понимаю, что в воздухе витает много неприятных запахов. Даже самый дорогой лосьон после бритья не в силах их скрыть, Томми, мальчик мой. Но спасибо за участие. Я тронут.

Однако отделаться от Тома было не так-то легко.

— К концу дня, приятель, наши результаты, как правило, переплетаются, так что я, естественно, слежу за твоими итогами, как и ты, вне всякого сомнения, следишь за моими.

— Не обольщайся. Я и не подозревал, что твой отдел заработал столько, что имело бы смысл обращать на это внимание.

Тут уже Том не смог скрыть свое раздражение.

— За рынком производных ценных бумаг будущее, хотя они и не сразу начинают приносить доход. Но ты, по-моему, способен разбираться только в самых примитивных экономических вопросах. Все хоть сколько-нибудь сложное выходит за рамки твоего понимания. В конце концов, что можно ожидать от человека, приехавшего с колониальной окраины?

— С окраины, значит! — Джон проглотил наживку. — Да что ты знаешь об Австралии? Я ведь тоже не покривлю душой, если скажу, что самые глупые и бестолковые из всех тех, с кем мне довелось работать, — это выпускники экономического факультета Гарварда. В наши дни эти так называемые специалисты идут по десять центов за дюжину. Чтобы добиться успеха, нужно нечто большее, а у тебя, насколько я вижу, подобного нет и в помине.

Том шумно выдохнул.

— Да, я чуть было не забыл, какой ты у нас умный. Наверное, ты превзошел самого Гарри Гудини,[22]если можешь зарабатывать деньги, продавая облигации на слабом рынке. Для меня это слишком умно. Мы, выпускники Гарварда, так зарабатывать деньги не умеем, в отличие от какого-то проклятого иностранца, которому посчастливилось получить «зеленую карту».[23]