Наконец, поскольку вопрос об индивиде в глазах Кьеркегора приобретает определяющий характер, говорить о политике, говорить о человечестве как об умозрительном синтезе, равно как и прибегать к общественным категориям, означает обманывать себя и совершать ошибку, не позволяющую встать на путь религии и стать христианином. Просто потому, что жить внутренней жизнью «в толпе» невозможно. С позиции религии индивид – это сущность, в которой находят свое выражение время, история и род человеческий. В этом качестве индивид никогда не может раствориться в таком холодном и расплывчатом множестве, как государство.

В трудах Кьеркегора неизменно присутствует поэтическое начало («Понятие тревоги», стр. 217, примечание). Для выражения своих философских воззрений автор этих трактатов всегда пользуется псевдонимами, выступая в роли суфлера и вкладывая в уста созданных им поэтических персонажей (Иоханнес де Силенцио или же Фратер Тацитернус) отдельные экзистенциальные концепции. Строго говоря, подобное обращение к читателю через третьих лиц, называемое косвенной коммуникацией, не является предметом рассмотрения философии Кьеркегора, но при этом объединяет различные ее направления.

По мнению ряда критиков, тот факт, что философ пользовался псевдонимами, объясняется причинами психологического свойства и свидетельствует о том, что Кьеркегору, разрываемому мучительными внутренними противоречиями, было очень трудно поладить с собой.

«По причине меланхолии я долгими годами не мог сказать себе „ты“. Меланхолию от моего „ты“ отделял целый мир фантазий. Частично я заполнил его псевдонимами» (VIII, А 27).

Здесь следует заметить, что подобный подход позволял Кьеркегору избегать имени, которым его нарек отец и которое он очень не любил и которое от него никто не унаследовал, поскольку детей после себя он не оставил.

«За псевдонимами Кьеркегор прячет… свое имя, ненавистную фамилию (на самом деле слово „кьеркегор“ означает „кладбище") и неотступно преследующие его воспоминания об отце; таким образом, в первом приближении эти псевдонимы следует воспринимать в буквальном смысле как убежище, в котором стремится укрыться Сёрен Кьеркегор. С другой стороны, практика использования псевдонимов в те времена получила широкое распространение, даже епископ Мюнстер, и тот подписывался как Ктс – как раз для того, чтобы рецензировать подписанные псевдонимами работы»[25].

Таким образом, использование псевдонимов явственно отсылает нас к болезненному вопросу отцовства – в аспекте плоти (в чем повинен Микаэль Педерсен), в аспекте духа (где внес свою лепту епископ Мюнстер), в аспекте гражданского состояния (Сёрен – вечный жених Регины), в аспекте общественного статуса (Кьеркегор – автор) и т. д.

Это конечно же важно, но есть и кое-что еще. Толковательная точка зрения соотносит склонность использовать псевдонимы со стратегией противодействия эстетической тенденции, доминирующей в христианском мире. По мнению Кьеркегора, христиане в большинстве своем считают свою веру чем-то само собой разумеющимся и никогда не задаются вопросом о том, как «стать христианином». Из этого можно заключить, что они живут лишь воображением и что им только кажется, что они христиане. К каким категориям их можно отнести? К категориям «эстетиков» и «эстетико-этиков». В отведенной себе роли религиозного мыслителя Кьеркегор выявил иллюзию, в которой пребывает христианский мир, и возложил на себя миссию ее изобличить. Но добиться, чтобы тебя услышали, можно только отталкиваясь от перспективы, доминирующей в этом мире. Помочь собеседнику осознать иллюзию, в которой он живет, – задача деликатная, требующая умения и подхода, ведь здесь крайне важно не напугать в человеке начало, которое нужно пробудить для реальности более высокого порядка. Это и есть то, что Кьеркегор называет косвенным методом коммуникации. Поэтому начинает он с эстетики, но не из-за того, что сам был «эстетиком» и потом раскаялся, а из-за того, что именно эстетика как категория выступает в роли движущей силы упомянутой иллюзии и именно с ней нужно бороться в первую очередь.

Усилия Кьеркегора были направлены на то, чтобы переформировать индивида, но не сформировать его, поэтому он выступал с позиций не авторитета, а одного из многих: если в сфере мысли авторитеты еще возможны, то в сфере существования использование псевдонимов избавляло его от ореола наставника или учителя[26].

В конце «Послесловия» Кьеркегор приводит объяснения фундаментального характера его стремления использовать псевдонимы. Для него это не безосновательный литературный прием, а модель изложения темы, в определенном смысле воплощающая в себе психологические различия, которые не под силу выразить одному-единственному автору. Без таких различий взаимосвязь между различными частями произведения (например между бумагами А и В в «Или – или») будет скучной и неинтересной. Кроме того, использование псевдонимов также не позволяет приписывать все экзистенциальные возможности, представленные в данном произведении, одному человеку, тому самому Кьеркегору, который прячется от всех среди бела дня… В этом отношении псевдонимы указывают на дистанцированность автора от своих собственных творений, в которых он выступает единственно как «поэт» – речи персонажей его стараниями следуют собственной логике, совсем не обязательно отражая мнение автора. Вот почему Кьеркегор имел полное право заявить: «В этих книгах, подписанных псевдонимами, нет ни одного моего слова» («Послесловие», стр. 424).

Постоянное использование литературных масок подводит нас к главному вопросу: как можно передать субъективную истину?

Под конец жизни в начатой, но не законченной им книге («Диалектика этической и этикорелигиозной коммуникации»), Кьеркегор явственно выделяет два типа коммуникации – прямую коммуникацию знания, связанную с передачей данных и информации, отвечающую на вопрос «Что?», и косвенную коммуникацию возможности, связанную с воспитанием и отвечающую на вопрос «Как?»

Передача объективной истины не представляет собой проблемы. Истина науки, к примеру, никак не связана со свободой (мы не свободны толковать ее по собственному разумению; хочется нам того или нет, но гравитация всегда остается гравитацией). Каждый раз, когда речь идет об объективной истине, человек принимает к сведению факт, сообщаемый ему в условленной форме, и напрямую передает его дальше. Проблему знания, осуществляющего коммуникацию, нельзя назвать значимой. Кто бы мне сейчас ни сказал, что Земля круглая – астрофизик Юбер Ривес или какой-нибудь букинист с набережной Вольтера, ничего нового к моим познаниям это не добавит. Посыл в данном случае прямой и передается тоже напрямую. Никакие толкования здесь не допускаются, и человек не свободен приводить эту истину в соответствие со своими собственными категориями. Когда посыл «не проходит через фильтр» субъективности, коммуникацию принято называть прямой.