Газовые светильники, свисающие с потолка на изящных цепях, освещали теплым золотистым сиянием ряды читальных аналоев, установленных на первом этаже. Кроме этого, места для чтения были оборудованы настольными лампами, дающими более яркий голубоватый свет.

В библиотеке постоянно поддерживалась одинаковая комфортная температура, а специальные системы следили за уровнем влажности воздуха, дабы излишняя сырость не повредила книгам. Здесь всегда чуть-чуть пахло полиролью для мебели и химическими консервантами, а от стазис-контейнеров, в которых хранились наиболее старые и хрупкие экземпляры, веяло озоном.

Когда Псалус удалился, захватив с собой копию «Жизнеописаний» Бойденстайра, я повел Медею по металлической лестнице на верхнюю галерею, а оттуда к тяжелой двери личного читального зала, находящегося в дальнем конце помещения.

У двери Бетанкор остановилась.

— Я взяла с собой вот это. — Она достала из кармана главианский игломет. — Он принадлежал моему отцу. Один из пары, сделанной специально для него.

Кто, как не я, знал об этом. Медея до сих пор пользовалась обоими пистолетами.

— Оставь его снаружи, — сказал я. — Не слишком хорошая идея пытаться устанавливать связь через оружие. Даже через такую семейную реликвию, как эта. Яд смерти пропитал его сущность. Нам хватит и безрукавки.

Она кивнула и положила оружие на книжную полку. Мы вошли в читальный зал. Вэнс уже ждал нас. В маленькой комнатке горели свечи. Вокруг застеленного плотной тканью стола стояло три стула. Последние лучи закатного солнца переливались в витражном оконце, расположенном под самым потолком читальни.

Мы заняли свои места. Йекуда Вэнс, высокий, сутулый мужчина, с доброжелательным взглядом утомленных глаз, аккуратно расстелил на столе светло-вишневую безрукавку Мидаса. Астропат уже погрузился в медитацию и вот-вот должен был впасть в транс. Мне оставалось с помощью Воли привести Медею в состояние восприимчивого спокойствия.

Аутосеанс начался. Это достаточно простая псионическая процедура, которой мне неоднократно доводилось пользоваться в процессе расследований и различных изысканий. Вэнс служил каналом, проводящим энергии варпа. Я сфокусировал силы собственного сознания, чтобы подготовить нас к предстоящему общению. Наконец, в комнату проник холодный, морозный свет. Очертания окружающих предметов стали размытыми и полупрозрачными. Казалось, само измерение в небольшом читальном зале вытягивалось и нетерпеливо колебалось.

Безрукавка Мидаса превратилась в клубы бирюзового дыма. Над ней появилась некая аура, наполненная отзвуками чьих-то голосов, теплом касавшихся ее рук, импульсами людских сознаний, всем, что она накопила за время своего существования.

— Возьми ее, — сказал я Бетанкор. — Дотронься.

Медея осторожно протянула руку и провела пальцами по краю ауры.

— Ой, — воскликнула девушка, когда неясное свечение вдруг стало наливаться цветом и бугриться при ее прикосновениях.

Мы исследовали псионические воспоминания, «прилипшие» к этой одежде, пока не нашли отца Медеи. Мидас Бетанкор, пилот, воин, мой друг. Мы выманили его фантом из небытия.

Это был не призрак, а только образ, оставленный главианцем после себя. Отображение его сознания, его внешности, голоса, эмоций. Переплетение из ощущений. Отдаленный отзвук его жизнерадостного смеха. Слабый запах его излюбленного одеколона вперемежку с ароматом папирос с листом лхо, которые он имел обыкновение курить. Мы увидели его совсем юным, почти мальчишкой. Мы увидели его взрослым, таким, каким он был всего за несколько лет до преждевременной смерти. Вот он сидит за штурвалом боевого катера, который и сам теперь стал лишь призраком, а главианское «серебро» соединяет его руки с панелью управления машиной. Вот он ведет длинноносую яхту. Вот любуется восходом солнца над Стоячими Холмами на Главии.

Мы испытали его печаль по поводу гибели Лорес Виббен, но я сделал так, чтобы Вэнс быстро миновал это место и оградил нас от эмпатической боли. Мы наблюдали за Мидасом в ходе волнующих схваток, разделили радость от виртуозных маневров и мастерских выпадов, почувствовали торжество его побед. Мы увидели, как он снова и снова спасает жизнь и мне, и моим компаньонам.

Мы присоединились к нему за обеденным столом, в то время как все покатывались со смеху после очередной рассказанной им сальной истории. Мы, все трое, громко рассмеялись. Мы смотрели, как он сидит молча, изучая доску регицида, и старается понять, как Биквин удалось снова побить его. Потом сквозь бурю из цветных лент он повел свою невесту к алтарю в Главном Храме Главия Глевис. Я увидел себя самого, сидящего рядом с Фишигом, Елизаветой и Эмосом на передней скамье, громко кричащего и звенящего в церемониальные колокольчики вместе с остальной публикой.

— Это моя мать! — прошептала Медея. Укутанная фатой женщина держала Мидаса за руку. Она была ошеломительно прекрасной и неповторимо изящной. Джарана Шэйна Бетанкор. Мидас всегда обладал хорошим вкусом. Оставаясь верной вдовой, Джарана до сих пор жила на далекой Главии и управляла судоремонтной фирмой.

— Она такая молодая, — добавила Медея.

В ее голосе слышался оттенок грусти. Она уже много лет не бывала на Главии и не видела свою мать.

А потом мы почувствовали неловкость, словно вторгшиеся без приглашения гости. Мы увидели Мидаса и Джарану. Влюбленные обнимались на берегу озера Тайвуи. Мидас был вне себя от счастья и волнения.

— Правда? Правда? — продолжал спрашивать он.

— Да, Мидас. Правда. Я беременна.

Я посмотрел на Медею и увидел слезы в ее глазах.

— Думаю, нам стоит остановиться, — предложил я.

— Нет, я хочу увидеть больше, — ответила девушка.

— Мы должны, — настаивал я, чувствуя, что Вэнс уже начал уставать. К тому же мы все ближе подбирались к воспоминаниям о Фэйде Туринге и последних часах жизни самого Мидаса. — Мы должны остановиться. Мы…

Меня прервал неожиданно загудевший коммлинк. Я громко выругался. Киршеру же сказали: не беспокоить!

Посторонний звук моментально разрушил связь с прошлым. Сеанс прервался. Синий свет мигнул и погас. Резкий порыв ледяного ветра затушил свечи. Предметы в комнате приобрели привычные очертания. Я увидел, что стены читальни покрыты капельками конденсата. Болезненным толчком нас выбросило из варпа.

Тяжело дыша и пытаясь пересилить тошноту, Вэнс согнулся пополам на своем стуле. Мою голову пронзила внезапная всепроникающая боль. Медея зарыдала, вцепилась в безрукавку и зарылась в ее шелковые складки лицом.

Проклятый Киршер. Аутосеансы нельзя прерывать так резко. Любой из нас мог серьезно пострадать. Все мы сейчас были оглушены, по крайней мере эмоционально.

Я поднялся.

— Оставайтесь здесь! — приказал я обоим. — Постарайтесь прийти в себя.

Вэнс вяло кивнул. Медея даже не услышала меня. Девушка потерялась в урагане собственных чувств.