– Я-то знаю. Но мы ведь договорились, что ты будешь все описывать со своей колокольни.

– Честно сказать, я сам все понял только тогда, когда к нам привезли хоронить убитого. Я сразу его узнал. Тело привезли поздно вечером, я увидел его только утром. Для меня это стало очень большой неожиданностью. Перед этим ведь весь Сарай гудел, что некий чужеземец оскорблял мусульманок, а потом кощунственно бросил им во двор свиную ногу. А потом его нашли убитым. По описаниям это был как раз тот, что служил дому Барди. И вдруг я вижу совсем другого человека – посланца из Авиньона. Внимательно осмотрев тело, я увидел, что он еще и переодет в одежду того незадачливого гуляки, значит, хотел выдать себя за него. Вся интрига оказалась как на ладони. В ту ночь ведь был большой мусульманский праздник, и совершить такую выходку со свиной ногой означало вызвать сильнейшее недовольство верующих. Виновника тоже искать не надо – генуэзцы. Ловко придумано. Кому на руку, тоже понятно. Венецианцам.

– Как-то у тебя все больно гладко получается. Ты, выходит, здесь вовсе и ни при чем.

– Хочешь верь – хочешь не верь, но я ведь и знать не знал даже, что он эту свиную ногу с собой привез. Одно только мне было во всей этой истории непонятно. Письмо из Авиньона. Это был папский посланец. Зачем Святому престолу так лезть в венецианские дела? До сих пор те сами хорошо справлялись.

– В самом деле, зачем?

Адельхарт развел руками:

– Здесь ниточка и обрывается. Самое странное, что свинью эту он подложил другому человеку, тоже с папским письмом.

– Ты забыл, что этому «другому» свинью подкладывал не только он.

Монах замотал головой, словно отгоняя обвинение:

– На меня зря думаешь. Я в эту историю влип, только когда этот самый Санчо, лоботряс из дома Барди, попросил у меня голубей. Вот тогда я и узнал, что у него шашни с любимой дочкой самого Урук-Тимура, ханского сокольничего. Бес меня и попутал.

– Бес?

– Зря, что ли, говорят: где черт не сладит, туда бабу пошлет. Поначалу просто показалась заманчивой мысль окрутить дочку видного татарского эмира с нашим человеком. Окрестить, обвенчать – все чин по чину. Влезть в семью человека, который стоит у самого Золотого Престола. Дал знать архиепископу в Крым. Потом, когда стало ясно, что Урук-Тимур дочку за чужеземного голодранца не выдаст, появился план уговорить ее бежать.

– Скажи уж как есть: выкрасть обманом.

– Это уж как вышло. Я же говорю – бабы. Нашел я для этого дела одну потаскуху – Минсур, которую ты поймал. Где мне было знать, что она водит дружбу с той самой Шамсинур, которая, как оказалось, сама спуталась с этим посланцем, затеявшим шутку со свиной ногой? И что во все это еще и грабители встрянут? Только эта история нам ниточкой вряд ли послужит. То ли дело сам этот Санчо. Кто его послал и зачем?

Злат сразу уловил прищуренный взгляд Касриэля. Ведь это ему он тогда показывал список монет, похищенных из сундука торгового дома Барди. По ним меняла безошибочно определил, что за спиной парня маячат люди из далекого королевства Арагон и банкиры из Флоренции. Адельхарт этого не знал.

– Сам ты как считаешь?

– Наверняка не скажу, но задумочка одна есть. В наши края сейчас новые люди руку тянут. Каталонцы.

Касриэль навострил уши. Злат, не подавая вида, невинно спросил:

– Это же вроде совсем далеко?

– Королевство Арагон, – подтвердил монах. – Только это уже давно недалеко. Лет тридцать назад константинопольский император пригласил тамошнее войско на помощь. Они и осели у него под боком. Там теперь у них целое свое княжество. Лет пятнадцать назад в Крым архиепископом назначили тоже каталонца. Так что этот Санчо уже по проторенной дорожке сюда прибыл.

– Из закатных стран… – задумчиво сказал Злат, вспомнив слова исчезнувшего постояльца. И добавил: – Что же ты замолчал, брат Адельхарт? Мы слушаем.

Монах тоже задумался ненадолго, после чего продолжил:

– Этот Санчо и был каталонцем. Из Арагона. Вот почему я насторожился, когда узнал, что в Сарае появился чужеземец, который говорит, будто прибыл из закатных стран. Тем более что на этот раз мне никто ничего о прибытии какого-либо посланца не сообщал. Верные люди из Азака дали знать, что туда он приехал не из Крыма, как вроде положено каталонцу, а сушей. Из Львова. Вот тогда я сразу вспомнил не Санчо, а того второго, со свиной ногой. Не одна ли тропка привела их в наши края? – Адельхарт усмехнулся и подался вперед. – Ты, наверное, думаешь: зачем я тебе битый час рассказываю все эти истории про свиную ногу, папу и дальние края? Я бы и сам не обратил внимания на этого приезжего, не брякни он про закатные страны. Никуда не лез, слонялся по базарам, пару раз я видел его у нас в храме на богослужении. Ведь даже про то, что он прибыл из Львова, я узнал почти случайно – от приезжих из Азака. Знаешь, когда я понял, что под видом серой мышки скрывается важная птица? Когда сегодня ко мне пришли незнакомые люди и попросили помочь забрать из-под замка его вещи, которые сняли с корабля. Сказали, что сам он прийти за ними не может, и уговаривали быть поручителем. За эту услугу мне предложили пятьсот иперперов.

XIII. Между Ясой и Кораном

После ухода Адельхарта Сарабай велел подавать новое кушанье. Монах остаться на трапезу не захотел, вспомнил вдруг, что у него конь на дороге без присмотра, да и на службу в храм надо. Злат проводил его до ворот. В зале уже так жарко натопили, что захотелось немного освежиться под моросящим дождиком. Во дворе было темно и тихо. Из опустелой летней кухни появилась тень стражника, увидевшего наиба, и снова утонула во мраке. Только журчание воды, стекавшей по желобу с крыши, нарушало ровный шум дождя да под навесом фыркали лошади. Глухое место. В городе сейчас некоторые только лавки закрывают, с базаров уходят последние носильщики. По дворам говор, постукивание кувшинов, обрывки слов мешаются с запахом еды.

Так же мирно, по-домашнему, расположилась у длинного стола пестрая компания, сведенная судьбой в этот темный осенний вечер на старом постоялом дворе. Злат вошел, как раз когда Сарабай расхваливал новое блюдо:

– Вы только попробуйте! Не говорите, что сыты! Такого вы ни в одной харчевне не найдете. Сегодня готовили в котле телячьи головы, весь отвар мне остался. Да еще я