и не сомневался, что пожалею ещё. Время тянулось ужасно медленно, даже при том, что я сам регулярно стоял на вахте вместе со всеми, а периоды вынужденного безделья забивал обучением юнги, заботой о раненых и фехтованием.

Спустя два дня такого путешествия мы попали в штиль.

Сперва ветер становился всё слабей и слабей, едва наполняя наши паруса, так, что мы тоже тащились, как беременная черепаха, а потом он исчез вовсе. Паруса обвисли безжизненными тряпками.

На горизонте вокруг было только безмятежное море, на небе — ни облачка, и только «Дофин» в паре кабельтовых от нас нарушал целостность этого пейзажа. С такими же обвисшими парусами. Дневной зной вдруг показался чуть более палящим.

Матросы поглядывали то друг на друга, то на меня, то на боцмана, который ходил по шкафуту, тихонько что-то насвистывая и похлёстывая себя палкой по ноге.

— Месье Гайенн! — позвал я.

Старик обернулся, поправил обвисшую шляпу, заковылял на корму.

— Кличете ветер? — хмыкнул я, когда он подошёл ближе, так, чтобы можно было спокойно друг друга слышать.

— Маленько, — сказал он.

— Надолго штиль, как считаете? — спросил я, обмахиваясь шляпой от жары.

— Может и надолго, — пожал плечами боцман. — Как повезёт.

— Если в течение часа ветра так и не будет, то распорядитесь давать воду порциями, — скрепя сердце, произнёс я. — Пополам с ромом.

— Как скажете, кэп, — кивнул он. — Команде это не понравится.

— Ещё меньше ей понравится, когда вода закончится совсем, и мы начнём сходить с ума от жажды, — отрезал я.

— Больно уж вы перестраховываетесь, кэп, — хмыкнул боцман.

Я не стал ему рассказывать про все страшные истории, которые читал и слышал, как люди начинают пить морскую воду от жажды, а потом у них отказывают почки, и всё тому подобное. И содержание знаменитой песни пересказывать тоже не стал, надеясь, что до этого дело не дойдёт. Думаю, боцман и сам знал достаточно много похожих историй.

Через час ветер так и не появился. Почти неподвижная водная гладь походила на зеркало, красно-оранжевое в лучах заходящего солнца, и я счёл бы это безумно красивым, если бы не тот факт, что мы застряли в деревянных скорлупках вдали от любой суши.

Команде сообщили, что вода теперь выдаётся порциями, трижды в день. Поворчали, было заметно, что почти все с этим несогласны, но высказывать недовольство в открытую никто не стал. Пока порции не уменьшились до глоточка в день, а бочки с водой не закрыты на замок и к ним не приставлен вооружённый охранник, всё будет в порядке.

На «Дофине» спустили шлюпку, и я сперва думал, что Ладрон решил наведаться в гости, но нет. Флейт, к моему удивлению, взяли на буксир, и на вёслах медленно подтащили ближе к «Поцелую Фортуны». На этот раз, к моему облегчению, не вплотную, так что флейт не возвышался над нашим бортом, а покоился на воде метрах в десяти от нас. Можно было спокойно перекрикиваться друг с другом.

Я, впрочем, старался не обращать внимания на маячащий поблизости «Дофин», пытаясь заполнить тоскливое ожидание работой, а когда работа кончалась, то я переходил к долгим и изматывающим тренировкам, но вскоре от них пришлось отказаться. После нескольких часов фехтования жутко хотелось пить, а воды становилось всё меньше и меньше, тем более, что через пару дней штиля порции пришлось урезать.

Слава Богу, что ночью от перепада температур выпадала роса, которую я тут же приказал собирать тряпками. Жажда стала постоянным спутником каждого из нас, а меня всё чаще начали посещать мысли про то, какой бесславный конец будет, если мы подохнем здесь от жажды и зноя.

Матросы и офицеры тоже были недовольны. Безделье это воистину игрушка дьявола. Несколько раз на баке едва не вспыхнула драка, к счастью, каждый раз конфликт удавалось гасить до того, как он перерастёт во что-то большее.

Я пытался припомнить все морские суеверия насчёт призывания ветра, но, кроме свиста на борту, ничего не мог вспомнить, а боцман и так почти всё время тихо посвистывал, гуляя по палубе. В эти поверья верилось не особо, но моряки относились к ним с уважением и даже пиететом, и это отношение невольно передалось и мне. Однако, при всём уважении, моё терпение кончилось, и, в конце концов, я вышел на корму, повернулся лицом к морю и залихватски свистнул, распугивая чаек и заставляя каждого из присутствующих вздрогнуть от неожиданности.

Громкий и протяжный свист далеко пронёсся над зеркальной гладью воды. Я облизал пересохшие губы и свистнул ещё, резко, по-разбойничьи.

Боцман, подошедший сзади, тронул меня за плечо.

— Шторм накличете, капитан, — покачал он головой.

— Да хоть бы и шторм, — ответил я.

Хоть ураган. Я буду рад, если с неба упадёт хоть капля пресной воды, а ветер снова наполнит паруса и потащит нас к заветной Мартинике. Мне отчаянно хотелось поскорее добраться в Сен-Пьер, получить обещанные луидоры и распрощаться с Ладроном, «Дофином» и неприятной обязанностью его сопровождать.

Глава 22

И даже после этого шторма не случилось. Хотя жаркая безветренная погода стояла уже чудовищно долго, и массы испарённой воды непременно должны были собраться в громадную тучу, чтобы обрушиться вниз, возвращаясь туда, откуда пришли.

Порции воды пришлось урезать ещё, выдавая всего полпинты в день, и матросы откровенно роптали. Особенно новички, имевшие довольно смутное представление обо мне, и видящие, что всё, что им про меня рассказывали, как-то не очень вяжется с тем, что происходит. Ни себе, ни офицерам никаких поблажек не делалось, в этом плане абсолютно все были равны, кроме раненых. Раненые получали двойную норму, на этом мне всё-таки пришлось настоять.

Ещё через какое-то время с «Дофина» просигналили, что капитан Ладрон желает меня видеть. Лично я никакого желания общаться с ним не испытывал, но скука и любопытство победили, и я приказал спускать шлюпку.

На всякий случай я взял с собой Мувангу, и мы вдвоём перебрались на флейт. Меня проводили в капитанскую каюту, Муванге пришлось остаться снаружи, мол, не положено. Я шепнул ему, чтобы он постарался разузнать, что всё-таки находится в трюме «Дофина». Вряд ли у него получится, но вдруг.

Каюта капитана на флейте напомнила мне каюту «Ориона», такая же тесная и маленькая, всё полезное пространство использовалось для грузов, а о комфорте никто и думать не смел. Ладрон сидел за столом, что-то черкая на бумаге, и