– А, это вы, сударь… – широко зевнул он, помнившийд’Артаньяна как былого собутыльника Пишегрю и спутника в предосудительномпрожигании жизни всеми доступными способами. – Господин маркиз изволятспать, поздненько вернулись вчера, то есть, если подумать, уже сегодня… –Тут только он рассмотрел красный плащ д’Артаньяна, украшенный серебрянымкрестом, проснулся окончательно и вытаращил глаза в несомненном почтении: – Этовы что же, в кардинальской гвардии теперь?

– Именно, – кратко ответил д’Артаньян, нерасположенный вести с этим олухом долгие беседы. – Можешь не беспокоиться,я сам о себе доложу, к чему лишние церемонии…

Он решительно отстранил оцепеневшего слугу и прошел вкомнату. Бездельник не соврал: Пишегрю и в самом деле валялся в постели,оглашая окрестности оглушительным храпом. На столе теснились бутылки и стаканы,шпага висела тут же, на спинке кресла, и д’Артаньян тихонько убрал ее подальше– осторожность не помешает, известно ведь, что загнанная в угол крыса ототчаяния способна прыгать высоко и кусаться ожесточенно…

Чуть подумав, он отыскал самый простой и быстрый способ –взял стоявший в углу медный жбан с водой и размашисто выплеснул его нахрапящего маркиза.

Как и следовало ожидать, это возымело действие – маркиз, всееще с закрытыми глазами, вскочил, словно подброшенный взрывом бомбы, заоралспросонья:

– Наводнение!

И растерянно сел, смахивая с себя воду обеими руками.

– Не преувеличивайте, маркиз, – насмешливо сказалд’Артаньян, тщательно притворив за собой дверь. – Сена не способна натакие фокусы. Это я, ваш добрый друг д’Артаньян… причем, прошу отметить,никакое не привидение, кои вроде бы порой приходят обличить негодяя, а самыйобычный человек из плоти и крови. Правда, вашей заслуги в том, что я жив, нет –вы-то как раз приложили все силы, чтобы получилось совсем даже наоборот…

Пишегрю, отчаянно хлопая глазами, отшатнулся к стене. Людиего пошиба, ведущие определенный образ жизни, со временем привыкают моментальноприходить в здравый рассудок и лихорадочно искать выход из самых неожиданныхсюрпризов – иногда сама их жизнь зависит от изворотливости и быстроты ума… Такчто беспутный маркиз, как убедился д’Артаньян, за какие-то мгновения оценилситуацию и попытался выкрутиться…

– Д’Артаньян, мой добрый друг! – вскричал он,раскрывая объятия. – Ну вы и шутник, право! Мне приснилось вдруг, что Сенавышла из берегов и я иду ко дну…

– Удивительно пророческий сон, – сухо сказалд’Артаньян, держа руку поближе к шпаге.

– Что за намеки? Черт, откуда вы взялись? И почему вэтом плаще, что за маскарад?

– Маскарад? – усмехнулся д’Артаньян. – Нет,любезный, это не маскарад, а кардинальская служба…

– Вы в мушкетерах кардинала?!

– А вы не знали?

– Господи, откуда? После того прискорбногонедоразумения в кварталах Веррери мы, если помните, не виделись более, я дажене слышал о вас… Ходили, правда, слухи, что вас то ли убили на дуэли, то ли вывернулись в Гасконь…

Все это говорилось столь убедительным и располагающим тоном,с такой невинной физиономией, со столь невинно выпученными глазами и стольискренне прижатыми к груди руками, что д’Артаньян, не знай он всего, мог бы иобмануться…

– Бросьте, Пишегрю, – сказал оннеприязненно. – Я все знаю…

– Так-таки и все? – воскликнул Пишегрю с тойнаглостью, что у подобных ему субъектов порой заменяет отвагу. – В такомслучае, не подскажете ли, сколько чертей может уместиться на кончике иглы? А сколькоангличан в Англии? И из чего делают колесную мазь?

– Не паясничайте, – сказал д’Артаньян, чеканякаждое слово. – И не придирайтесь к формулировкам. Я имею в виду, мнеизвестно все о покушении на Сен-Жерменской ярмарке и о тех рейтарах, которых вынаняли, чтобы нанизать меня на полдюжины шпаг…

– Черт раздери, д’Артаньян, да что вы такое несете? Вычто, не останавливались с позапрошлого дня? Хотите вина? А трубочку никотианыиспить не желаете? Ах вы, шутник…

– Хватит, я сказал! – прикрикнул д’Артаньян,топнув ногой. – Вы, милейший, заврались… Надобно вам знать, что рейтар поимени де Невилет оказался не просто прохвостом, а прохвостом законченным:получив от вас денежки, он пришел ко мне. И оттого, что захотел заработать ещеполсотни пистолей, и потому, что испугался – ему никак не хотелось бытьвтянутым в убийство из-за угла человека, состоящего на кардинальской службе…Свести вас вместе, чтобы вы слушали его показания – дело получаса… Не угодно ливзглянуть в окно?

Настороженно косясь на гасконца, с грозным и непреклоннымвидом стоявшего посреди комнаты с рукой на эфесе, Пишегрю, осторожненькоприжимаясь спиной к стене на случай внезапной атаки, добрался до окна и бросилна улицу быстрый взгляд. Д’Артаньян не двинулся с места, он и так знал, чтоувидел там побледневший маркиз: де Вард и Каюзак, тоже в известных всей Франциикрасных плащах с вышитыми серебром крестами, стояли на противоположной сторонеулицы, глядя на окна маркиза с видом терпеливо ждущих добычу охотников.

Пишегрю побледнел так, что его черные усы казалисьнарисованными отборным углем на белоснежной стене.

– Как видите, шутки кончились, – безжалостносказал д’Артаньян. – До сих пор ваша персона служила предметом заботы лишьполицейских комиссаров. Положение изменилось самым решительным образом.Одевайтесь. Если не договоримся, мы все вчетвером прогуляемся доСен-Антуанского предместья, где стоит мрачное каменное сооружение, именуемоеБастилией. Потом мы трое уйдем восвояси, а вы там и останетесь. И вами займутсяуже другие люди, которые умеют разговорить и людей покрепче вас…

– Нет, но как же… – сказал Пишегрю, улыбаясь ужепросительно и жалко. – Моя скромная персона – и Бастилия…

– Не скромничайте, не скромничайте, – сказалд’Артаньян. – Вы натворили столько, что вполне доросли до Бастилии и еепыточных подвалов… Сейчас вас не спасет никакой родственник – как любого, ктопопадает в Бастилию по велению кардинала…

– Д’Артаньян…

– Хватит! – прикрикнул гасконец без малейшейжалости. – Наверное, если бы вы пытались убить только меня, я бы вас… конечно,не простил бы, но отвел куда-нибудь на Пре-о-Клер или на пустырь заЛюксембургским дворцом, попортил бы вашу шкуру шпагой и отпустил ко всемчертям. Но вы осмелились покушаться на жизнь женщины, которая мне дороже всегона свете, – и так просто уже не отделаетесь! Ваши косточки славнозахрустят на дыбе в подвалах Бастилии!

Он не преувеличивал и не шутил, готовый привести все своиугрозы в исполнение. При одном воспоминании об острие шпаги, направленном Аннев сердце, кровь бросилась ему в лицо, и для жалости к этому подлецу попросту неосталось места.

– Де Невилет? – переспросил Пишегрю. – И чтоже рассказывает… Вернее, какую напраслину на меня возводит этот пьяница…