Остальные бойцы угрюмо молчали и, когда я смотрел на них, отводили глаза в сторону. Понимаю, у каждого дома семья, и только Лист с Салом пока холостые и могут отвечать лишь за себя. Взгляд не отвели только двое: Крепыш, которому всё было по барабану, и тульский повольник Сеня Бойко, оказавшийся неплохим бойцом и уже успевший за эти дни обзавестись автоматом, снаряжением и обувью одного из наших погибших парней.

Конечно, если приказать кому-то остаться, он останется. Мой авторитет среди воинов высок, и я работодатель. Однако именно поэтому я и устроил опрос, что не хотел решать судьбу моих товарищей. В общем, понятно, кто готов обеспечить отход всей группы, а значит, здесь останутся четыре человека: Сеня, Лист, Крепыш и я. И хотя я прекрасно понимаю, что шансов выжить не так уж и много, что-то в душе говорит мне о том, что мы всё же уцелеем в этом бою. Возможно, это самый обычный самообман, а может, та самая интуиция, которая уже не один раз мне жизнь спасала.

Я высказался, бойцы недовольно зашумели, а пара человек даже пожелала вместо меня остаться. Такое ко мне отношение я ценю и слова воинов запомню, но решение принято. А потому пришлось прикрикнуть на них и объяснить, что риск мой оправдан и пара неплохих идей насчёт того, как оторваться от противника, у меня в голове имеется. Опять же, из всей нашей группы, по сравнению с остальными, мы четверо – самые бодрые, а значит, если напряжёмся, то после боя сможем быстро покинуть позицию и догнать своих товарищей.

– Воины, время на отдых вышло! Пока меня с вами не будет, старшим назначаю Кума. Встретимся на южном выезде из Дружковки. Встали! – даю я команду своим бойцам, и спустя пару минут, оставив нам большую часть боеприпасов, последние мины и СВД, они покидают небольшую полянку и уходят на юго-восток, в сторону Дебальцева. Поворачиваюсь к оставшимся и говорю: – Необходимо, чтобы все преследователи на опушку этого леска подтянулись, так что продержаться нужно всего пару часов. Слева и справа за лесом – овраги и карьеры, и, чтобы через них пройти, сектанты потратят как минимум часов десять.

– А как отходить будем? – спросил Лист.

– У тебя как, бронебойно-зажигательные остались? – вместо ответа, задаю я ему встречный вопрос.

Пулемётчик смотрит на сухостой и кустарник перед нашей позицией, переводит взгляд на пожухлую от летней жары густую траву, стелющуюся валками вдоль кромки леса, понимающе кивает и отвечает:

– Да, полсотни, и все в одной ленте, вперемешку с трассерами.

– Вот её напоследок и оставишь. – С трудом я встаю и поворачиваюсь к Крепышу и Бойко: – Давайте позицию готовить. Крепыш, бери две оставшиеся МОНки и ставь метров за тридцать от этого дуба, направление на кустарник. Потом пройдёшь по окраинам поляны, войдёшь в заросли и на проходах накидаешь по пять растяжек с каждого фланга, центр не трогай. Сеня, ты помогаешь Листу вырыть два окопчика, один слева от дерева, – кивок на мощный дуб, – второй справа.

– Понял. – Крепыш направляется к рюкзачку с минами и гранатами.

– Ясно. – Сеня помогает подняться пулемётчику, и они, взяв две сапёрные лопатки, начинают выбирать место под стрелковые ячейки.

Воины при деле, а я взял СВД с тремя стандартными снаряжёнными магазинами, прошёлся по сухому травостою вдоль полянки, удостоверился в том, что он должен хорошо гореть, и направился на опушку, находящуюся от нас метрах в шестидесяти. У меня задача самая простая – немного придержать идущих по нашему следу дикарей и приманить тех, которые по оврагам таскаются и обходной путь ищут. Не могу сказать, что я отличный снайпер, это было бы неправдой, но из нас четверых я стреляю лучше всех и с винтовками дело имел, в том числе и с «драгункой», которая со мной, так что Вильгельма Телля изображать не буду и на сотне метров дикарей приторможу, чтоб не зарывались. У них, кстати, тоже снайперы имеются. Однако стрелять с опушки леса, как я собираюсь, и с невеликого по размерам поля, покрытого редким кустарником, – это две очень большие разницы, так что Мечник выходит на отстрел неоварваров безбоязненно.

Ага! Тропинка заканчивается, и передо мной открытое пространство. Заваливаюсь в кусты боярышника, идущие по окоёму леса, расчищаю себе место, сектор обстрела, и, приготовив лёжку, становлюсь на одно колено. В ПСО-1 рассматриваю свои будущие жертвы и в который уже раз поражаюсь их выдержке, выучке и подготовке. Ведь вижу, что они устали не меньше нашего, но держатся всё же бодрей. Может, это эффект охотника, который тянет их за нами, но думается, что это какая-то чисто психологическая подготовка, когда человек прёт вперёд ради какой-то идеи, и ему плевать на то, что организм стонет и плачет. А когда это накладывается на отличнейшую подготовку, то результат превосходит всякие ожидания. И воины сектантов яркий тому пример. Они двигаются по полю так, как если бы я уже вёл огонь, – приближаются к опушке осторожно, опасаются засады. Но скорость у них тем не менее приличная, вроде бы и не бегут, а километров семь-восемь в час выдают.

Впрочем, до передовых дикарей ещё метров пятьсот, для стрельбы далековато. И не знаю почему, наверное, ассоциативное мышление в связи с предстоящей стрельбой из СВД сработало, но вспомнилась песня группы «Трупный Яд», которую любил напевать наш бригадный инструктор по снайперской подготовке, и тихонечко, сам себе я стал проговаривать слова:

Вчера я стрелял по воронам и случайно попал в депутата,

То ли он медленно бегал, то ли стало их слишком много.

Он отстаивал раньше в Госдуме интересы электората,

Теперь он лежит и не дышит и не служит больше народу.

Не поедет он больше в Госдуму, не решит наболевших вопросов,

Не взмахнёт депутатским мандатом, не порадует новым законом,

Не повесит на всех перемены, не поборется с терроризмом,

Улыбнуться не сможет с экрана, полморды снесло потому что.

Я возьму пятьдесят магазинов и поеду в Москву на охоту,

Настреляю, сколько успею, и наделаю кучу подранков,

Поснимаю их грязные шкурки, застелю ими пол в коридоре,

А на стенку прибью гвоздями черепа самых главных баранов.

Песенка вызвала улыбку, и подумалось о том, что где сейчас эта Госдума, эти депутаты и эта самая столица России город-герой Москва. Хм! Госдума не уцелела, депутатов тоже нет, а вот Москва, если верить редким и обрывочным сообщениям, прилетающим через эфир в наш Краснодарский радиоцентр, всё еще стоит. От посторонних мыслей как-то взбодрился, отвлёкся от собственной усталости, и, когда до дикарей, всё так же короткими бросками пересекающих поле, оставалось метров сто пятьдесят, я был готов к бою на все сто процентов.

Предохранитель – щёлк! Досылая патрон, лязгнул затвор, деревянный приклад плотно прижат к плечу, и я смотрю на мир сквозь оптику ПСО. Только на секунду замешкался, успокоил сердце и дыхание. Всё в норме. Работаю!

А вот и первая жертва – по иронии судьбы, неосторожный вражеский снайпер из диверсионного отряда, молодой загорелый паренёк, на миг застывший на месте. Выстрел! Приклад винтовки бьёт в плечо, а ствол подлетает чуть вверх и тут же вновь принимает горизонтальное положение. Дикарь, в которого я стрелял, раскинув руки, валяется на земле. Есть! Для меня это как знак, что сегодня наши дела сложатся хорошо, так я загадал на этот выстрел.