В родном Городе Лу обычно дождливо. Сырость, вечные туманы и постоянное «кап-кап-кап». Летом дождей поменьше, а сейчас, осенью, должно быть сыро с утра до утра.

Но дождя нет уже шестой день.

Люди радуются погожим денькам, а Лу не по себе. Эх, был бы жив дедушка — можно было бы спросить, что к чему. Ведь Лу прекрасно знает, что дождь нужен. В потоках воды, огибающих каменные дома Города, в лужах, собирающихся в маленьких двориках, в струях, срывающихся водопадами с пёстрых черепичных крыш, обитают сотни водных созданий. Одни существа вполне обычные. Другие — светятся и мерцают. Третьи, говорят, могут съесть твою тень или выполнить самое главное желание. Про тень — кто знает? А про желания — ерунда.

Дедушка говорил: дождь защищает Город, отпугивает тех, кто живёт в Глубине. Лу не знает, что это такое, Глубина. Но раз тех, кто там живёт, нужно отпугивать, значит, они злые. Пусть там и остаются.

Лу любит свой Город — его маленькие округлые мостики на окраинах и огромные мосты в центре, его каменные дома с разноцветными крышами и крытые сады, узкие мостовые и широкие проспекты, прозрачные статуи и фонари, старые кварталы и новые многоэтажки.

Пожалуй, больше, чем Лу, любил город только дедушка.

Лу грустит, вспомнив о дедушке, но тут же отгоняет печаль. Дедушка велел лишнюю сырость не разводить и любить Город за двоих, присматривать за водяницами и прудовиками, за бойкими рыбками и старыми крыланами, гнездящимися прямо за их домом. Вот он и присматривает. И вовсе не разводит никакую сырость. И так вода кругом.

Лу спохватывается и мчится быстрее: учитель Тан ждать не будет — начнёт урок, и нагоняй как знаешь. Ещё и отчитает за опоздание. А до школы далеко: через Мост Тумана, потом долго-долго по проспекту Дождя, затем через Радужные мосты — а их целых семь! — после перейти площадь Красных Рыб — вот и школа. Идти почти час.

Но если надо быстро-быстро, то можно срезать: по Речному переулку до Журчащей улицы, там через дырку в заборе на ничейный пустырь, а потом через старый парк прямо к школе.

Лу сворачивает к Речному переулку. Мчится по нему, проскальзывает в дырку в заборе, а на ничейном пустыре останавливается с разбегу.

Посреди пустыря пруд. Казалось бы, в Городе их сотня — точнее, сто одиннадцать, они с дедушкой посчитали, — подумаешь, ещё один! Но тут никогда никакого пруда не было. Да и дождя нет почти неделю, так что даже большой луже взяться неоткуда.

Лу поправляет сползающую с плеча лямку рюкзака с учебниками и смотрит на пруд. Серое зеркало воды кажется гладким-гладким, неподвижным, подозрительно ровным.

— Это что за чудеса из лужи? — вспоминает Лу любимую дедушкину присказку.

Моргает — и пруд тут же покрывает рябь от налетевшего ветерка. Рядом кто-то смеётся звонко, женственно. Лу крутится вокруг себя: никого. Под одежду пробирается холодок. А в затылок будто кто дышит недобрым, ледяным.

Лу ёжится и отступает от пруда на шажок.

В новом порыве налетевшего ветра слышится шёпот:

— Уходи…

Надо остаться и понять, что тут происходит. Но постыдный страх заставляет сорваться с места и бежать прочь через старый парк изо всех сил.

Только в школе Лу останавливается и пытается унять дыхание. Вот стыд! Струсил, как малая плотвичка! Юркнул куда подальше. Эх… что бы дедушка сказал, а? Хотя он бы точно не стал ругаться. Потрепал бы по волосам, прищурился хитро и пошёл бы сам разбираться, кто это его внука стращать вздумал.

Но дедушке-то много-много лет было, а Лу только-только шесть сравнялось. Его и в школу-то взяли лишь потому, что некому было за ним присмотреть, пока отец работает сутками. И потому, что учитель Тан — его дядя и согласился взять в класс шестилетку.

На уроках Лу рассеян, отвечает невпопад и ужасно сердит учителя Тана. Тот хмурится, да только разве это важно, если в Городе лишний пруд, а сам Лу — трусишка?

Он обещает себе улизнуть с уроков, вернуться на ничейный пустырь и выяснить, что это за «чудеса из лужи».

Но учитель Тан, сердито топорща усы, точно сом, следит за ним внимательно. А после занятий велит нерадивому ученику остаться и сто раз переписать древние мудрости вроде «Главное видно не глазами» или «Учение — свет», а потом вымыть полы в кабинете и покормить карпов в школьном пруду.

Эх, да пока всё доделаешь, наступит ночь. Учитель Тан и его жена, конечно, оставят племянника ночевать. И наверняка угостят сахарным печеньем, которое так вкусно готовит тётя. Но как же тогда быть со странным прудом? Кто-то ведь там смеялся и шептал!

Жуть!

Лу портит одну за другой пять страничек в прописи и чуть не опрокидывает ведро с водой, когда собирается мыть пол. Бросает и упражнения, и ведро и идёт за школу кормить карпов. А те осуждающе разевают круглые рты, хватая пищу, и смотрят с упрёком. То ли потому, что Лу до сих пор не разобрался с тем прудом, то ли, наоборот, потому, что он собрался с ним разбираться.

Но не пойти нельзя. Все говорят, что дедушка хранил Город. И что теперь следить за порядком некому, ведь Лу ещё совсем мал, а его отец и дома-то не бывает из-за работы: где ж ему найти время, чтобы о Городе печься?

Но Лу вовсе не маленький! В школу ходит и с домом справляется, пока отец на работе. Соседки, конечно, помогают ему стирать, приносят горячие пироги и рассыпчатую кашу на молоке, но ночует он один и крыланов один считает. Он уже большой и всё может сам!

Исполненный решимости, Лу ставит опустевшее ведёрко на краешек пруда и бежит к калитке, ни разу не оглянувшись. Если оглянешься, можно увидеть уютно светящееся окошко домика учителя Тана и учуять, как пахнет из домика жареным мясом и свежей выпечкой. И тогда совсем-совсем не захочется идти туда, куда нужно.

За калиткой Лу смотрит в сторону старого парка: там так темно, что он решает пойти через площадь.

На площади Красных Рыб светло и людно. Кругом фонари и гирлянды, нарядные мужчины и женщины, чинные старички и чьи-то весёлые внуки. Все гуляют, едят печенье в виде рыбок и морских коньков, смеются и радуются. И никто не знает, что где-то там есть лишний пруд.

На Радужных мостах людей куда меньше, но фонари, высокие