Кеннет поморщился, вспомнив о боли, которую невольно причинил ей, так не вовремя потребовав ответа на свои вопросы. Он повернулся к Роберту, терпеливо ждущему объяснений. Проницательные голубые глаза с пониманием смотрели на младшего брата.

– Появилось кое-что новое, – ровным тоном сообщил Кеннет и принялся рассказывать, кружа по гостиной. Он был так взбудоражен, что не мог сидеть. – Итак, на чьей ты стороне? – закончил он более воинственно, чем ему хотелось бы.

– На твоей, – спокойно ответил Роберт, поднимаясь с кресла. Его высокая плотная фигура одним своим видом внушала уверенность. Подойдя к брату, Роберт дружеским жестом обхватил его за плечи. – Мы сделаем все, что потребуется.

Полная поддержка. Кеннет понял это по его глазам, и внутреннее напряжение стало постепенно ослабевать. Они были едины – все три брата… Так и должно быть – они сыновья своего отца. Но ему по-прежнему не давало покоя возможное отступничество матери.

– А как же Мелани? – с тревогой спросила Камилла, словно прочитав мысли Кеннета.

Роберт обернулся к жене, чтобы ответить. На его лице не было никаких следов внутренней борьбы.

– Мы защищаем себя, – решительно заявил он. – А это значит, что и маму тоже. Если ее оценки… пристрастны, неужели ты думаешь, что она будет счастлива с этим типом?

Камилла покачала головой.

– В это трудно поверить. Твоя мать такая…

– Одинокая, – сказал Роберт. – Филипе Агилера возглавляет финансовую империю и управляет ею, а для этого требуются определенные качества. – Он снова повернулся к Кеннету и с легкой иронией добавил: – Может, он чем-то напомнил ей отца… или что-нибудь еще… Кто знает? В ее жизни так долго зияло пустое место.

Впервые Кеннет увидел хоть какое-то оправдание увлечению матери. Он слишком хорошо понимал, что означает пустое место в жизни, и мог простить человеческие слабости. А Филипе Агилера, человек несгибаемой воли, посмевший бросить вызов его матери, несомненно, обладал своеобразной притягательностью. Кеннет был благодарен Роберту за проявленную мудрость.

– Нам нужно быть осторожнее, Кен, – спокойно, но твердо заметил старший брат. – Сделать так, чтобы мама не почувствовала себя униженной, если ее все-таки обманули. Она должна выйти из сложившейся ситуации с достоинством. Ты объяснил это Хью?

– Нет, я был зол на нее, – неохотно признался Кеннет и добавил: – Я чувствовал себя преданным.

Роберт понимающе кивнул.

– Вы всегда были очень близки. В конечном итоге твои интересы окажутся для нее на первом месте, нисколько в этом не сомневаюсь. Я позвоню Хью и растолкую ему все. Хорошо?

Кеннет сразу вспомнил о многочисленных случаях, когда Роберту приходилось улаживать недоразумения, возникавшие у младшего брата. Он кривовато улыбнулся.

– Я уже вырос.

Роберт рассмеялся, признавая этот факт.

– Просто сэкономлю тебе время, Кен.

– Мне самому следовало бы об этом позаботиться, но буду признателен, если ты объяснишь все Хью. И спасибо тебе, Роберт. – Он с признательностью стиснул плечо брата. – Ты никогда не подводил меня, и я очень рад, что ты по-прежнему со мной.

– Братья всегда должны быть вместе в трудную минуту, – грубовато заметил Роберт. – Только так и можно победить.

Комок, застрявший в горле Кеннета, мешал ему говорить. Помахав Камилле, он развернулся и зашагал из комнаты, унося с собой массу чувств, которые делали его жизнь гораздо ценнее и которые, как он надеялся, будет испытывать и Марианна, когда соединит свою жизнь с его жизнью.

«Когда, – с жаром подумал он, – а не если».

Кеннет прошел по коридору в крыло, где находились смежные спальни Шейлы и Марианны. Он сделал все, что мог, чтобы укрепить тылы. Его братья пребывали в готовности. Эдем Джорданов оставался Эдемом Джорданов. Завтра придет в свой черед, но сначала предстоит еще пережить эту ночь, а Марианна нуждается в том, чтобы ее любили.

Более того, она должна поверила в его любовь. А это требует действий, а не слов. Завтра он покажет ей, как глубока и крепка его любовь, но сегодня она почувствует это.

Кеннет осторожно постучал в дверь, надеясь, что Шейла спит в другой комнате и Марианна не сидит у ее кровати. Он подождал несколько долгих секунд, затем, не получив ответа, постучал снова.

Тишина. «Может, она прилегла с дочерью, чтобы успокоить ее, и намеренно не обращает внимания на вторжение посторонних? Вряд ли она заснула, – подумал Кеннет, – хотя все возможно». Он взглянул на часы. Прошел уже час с тех пор, как они расстались.

Дверь немного приоткрылась и раздался хрипловатый шепот:

– Кто там?

– Кен.

Послышался судорожный вздох.

– Нам сегодня больше не о чем говорить, – с апатией произнесла Марианна, ее тусклый усталый голос свидетельствовал о том, что все кончено, и она с этим смирилась.

– Я просто хочу быть с тобой, – мягко настаивал Кеннет.

Щель между дверью и косяком не увеличивалась и не уменьшалась. Чувствовалось, что в душе Марианны происходит борьба, и Кеннет толкнул дверь, чтобы прекратить ее.

Та безо всякого сопротивления распахнулась. Кеннет не сразу увидел Марианну. Мягкое сияние лампы, стоящей на ночном столике, освещало разобранную постель и смятые подушки – свидетельство того, что Марианна лежала.

Теперь она стояла за дверью, сгорбившись и прислонившись к стене, так, словно ее ничто больше не трогало, предоставляя ему поступать как угодно, поскольку это уже не имело значения. Голова была опущена, на щеках виднелись следы от слез, длинные волосы спутались. На Марианне была соблазнительная шелковая ночная рубашка, которую дала ей Камилла, однако понурая фигура и закрытые глаза свидетельствовали только о ее отчаянии.

Кеннет прикрыл дверь и заключил Марианну в объятия. Она казалась слишком измученной, чтобы сопротивляться, и безвольно уронила голову ему на плечо. Он держал ее, нежно гладя по волосам, по спине, надеясь, что это даст ей столь необходимые тепло и покой, окутает покрывалом любви, которое утишит внутреннюю боль.

Наконец ее руки легли на талию Кеннета, и она прерывисто вздохнула.

– Прости за то, что… за то, как… – устало начала она. – Я совсем не хотела втягивать тебя… твою семью во все это.

– Знаю, – пробормотал Кеннет. – Мне жаль, что тебе пришлось столько вынести в одиночестве.

– У меня есть Шейла, – ответила Марианна.

В конце концов, это проклятое наследство было ценой, которую ей приходится платить за то, что она имеет любимую дочь.

– Неужели твои родственники не могли тебе помочь? – ласково допытывался он.

Она печально посмотрела на него.

– Они помогли… когда я вернулась в Барселону.

Марианна высвободилась из его объятий, словно отвергая предлагаемое утешение, и побрела к кровати.