Объяснив пакистанцам через Журавина, где в данный момент они находятся, Андрей посоветовал им идти в сторону Гданьска и высматривать там людей с восточной внешностью, которые бы проводили их к соплеменникам. После этого, протерев все, к чему касался, Лавров махнул Дмитрию рукой, и они зашагали через лес в сторону Густеца.

…Судя по реакции пана Михайского, тот уже и не чаял дождаться своего освобождения. Когда Лавров, подсвечивая себе фонариком, спустился в подвал, он лишь смог слабо простонать:

– Если вы пришли меня убивать, то убивайте прямо сейчас, без предисловий и объяснений…

– Спокойствие! – с долей иронии оборвал его причитания Андрей. – Никто никого убивать не собирается. Что за паникерские настроения? У вас, как я заметил, в гараже стоит неплохой «Опель». Сейчас мы с вами совершим не очень большое, трансевропейское турне. Нам нужно будет проехать по маршруту Густец – Приштина.

– Что?! Я не ослышался?! Вы предлагаете мне везти вас к черту на кулички? – разминая запястье, освобожденное от браслета наручников, ошарашенно спросил хозяин дома. – Вы в своем уме?

– В своем, в своем. Даже более чем! – рассмеялся Лавров. – Вам помочь? – предложил он старику, но тот оттолкнул его руку.

– Я и сам пока еще в силах передвигаться на своих ногах, – горделиво объявил пан Михайский, поднимаясь из подвала. – А это еще кто? Ваш сообщник? – остолбенело воззрился он на Дмитрия, сидящего в прихожей.

Немного помедлив, Андрей пояснил:

– Нет, это человек, которого я освободил из подземной секретной тюрьмы, устроенной на польской территории любимыми вами американцами. Это журналист, работавший в Ираке. Он посмел увидеть и заснять на видео, как храбрые американцы расправляются с мирным населением одной из деревень, и его за это на полгода упрятали в подземные казематы.

– Не надо, не надо мне этой москальской пропаганды! – раздраженно огрызнулся пан Михайский. – Наши солдаты были там, и из их интервью нашим СМИ я знаю, что на самом деле происходит в Ираке.

– Я, вообще-то, гражданин Узбекистана. Правда, работаю корреспондентом итальянской газеты. – Дмитрий говорил жестко и раздельно, словно разговаривал с глухим. Его глаза только что не сыпали искрами. Хозяин дома, слушая его, даже невольно попятился. – И я официально утверждаю, что на моих глазах подразделение американских «зеленых беретов», преследовавшее вооруженных суннитов, с землей сровняло селение, в котором те укрылись. На моих глазах взрывались дома со всеми, кто в них находился. Погибли десятки мирных жителей, в числе которых дети самых разных возрастов. На моих глазах, схватив уцелевшую от взрывов молодую женщину, зеленоберетчики уволокли ее в один из полуразрушенных домов и учинили над ней зверское групповое насилие. Я лично слышал ее плач и мольбы о помощи. За это и был схвачен заметившими мое присутствие заморскими «отморозками» и избит ими до потери сознания. Жив остался только чудом.

Несколько впечатлившись услышанным, пан Михайский, тем не менее, недовольно поморщился и брюзгливо процедил сквозь зубы:

– Все равно не верю… И вот что я вам скажу, панове, – многозначительно взглянул он на Андрея, – никуда я вас не повезу. Даже под дулом пистолета. Ясно? Самое лучшее для вас…

– …Немедленно сдаться властям, – закончив за пана Михайского его тираду, саркастично рассмеялся Лавров. – Об этом и речи быть не может. А что касается поездки, то вы, конечно, можете отказаться. Но! Должен вам сказать, что под вашим домом мною заложена компактная, но очень мощная бомба. Не верите? Вдалеке взрывы слышали? Это моя работа. Из подручных материалов я изготовил два килограмма взрывчатки. Половина ушла на освобождение пленников подземной тюрьмы, а вот другая половина…

– Жаль, что я не убил вас сразу!.. – В неподвижных глазах старика плескалась ненависть. – И когда же она должна сработать, эта ваша бомба?

– Через две недели плюс-минус два-три дня, – с некоторой даже ленцой в голосе уведомил Андрей. – Искать ее бесполезно. Собака не унюхает, миноискатель не почувствует. Бомба – это стеклянная емкость с жидкостью, в которой плавает пластмассовый сверток. Как только он растворится, его содержимое вступает в реакцию с жидкостью. И тогда будет громкое «бум!» От дома останутся одни руины. Если хотите найти – попытайтесь. Но тогда вам придется весь дом разобрать по кирпичику.

Судя по всему, оглушенный услышанным, пан Михайский сник окончательно. Он заходил по комнате, что-то бормоча себе под нос и, остановившись у окна, замер, вглядываясь в темноту. Наконец, потоптавшись, старик обернулся к Лаврову.

– Но как вы собираетесь ехать на моей машине, если она стоит поломанная? Я вчера из-за этого был вынужден отправиться по своим делам на автобусе. К тому же я все еще считаюсь выпившим, меня могут лишить прав!

Узнав, что у машины накрылась система подачи топлива, а местный мастер пообещал починить ее только завтра, Андрей лаконично произнес:

– Сейчас посмотрим!

Захватив с собой фонарик, он отправился в гараж, пристроенный сбоку к особняку пана Михайского. Вернувшись менее чем через час, столь же лаконично объявил:

– Все в порядке. Можно ехать. – И добавил: – Что касается возможной полицейской проверки, то вам лучше знать, как договариваться со своими бывшими коллегами.

Еще через полчаса по ночным – без единого огонька – улицам селения Густец промчался серый «Опель». В кабине сидели трое мужчин, один из которых был в седоватом парике, с усами и бородкой. Недовольно кривящийся пан Михайский, поглядывая на дорогу и игнорируя устные указания джи-пи-эс навигатора, говорившего по-польски, покосился в сторону Лаврова, сидевшего рядом.

– Надеюсь, вы мотор наладили достаточно хорошо и на первом же десятке километров мы не остановимся? – суховато поинтересовался он.

– Вне всяких сомнений. – Андрей, вновь трансформировавшийся в Майкла Ринненгана, непринужденно рассмеялся. – Да нормально, нормально я все сделал. А знаете, что там было? Хотите скажу? Не хочу бросать тень на вашего деревенского умельца, но, скорее всего, это он подстроил так, чтобы устройство подачи горючего начало дурить. Не верите? Само оно в отличном состоянии, а ходу горючего мешала крошка специальной резины, оставленная в нужном месте. Такая резина в бензине не растворяется, но с течением времени разбухает. Если ее оставить в распределительном клапане, то месяца два-три спустя мотор начинает работать с перебоями. И тогда вы идете за помощью все к тому же автомеханику. Только и всего…

Некоторое время пан Михайский неотрывно смотрел на дорогу, после чего, замотав головой, тягостно вздохнул и пробормотал:

– Тсуш, Збышек! Тсуш, я вам покажам! (Ну, Збышек! Ну, я тебе покажу!)

Когда впереди показалась АЗС, старик сообщил, что бензина в баке маловато и надо бы подзаправиться.

– Здесь заправляться не будем, – невозмутимо обронил Лавров, мельком взглянув на указатель уровня горючего. – Здесь вас слишком хорошо знают, и ваше появление в такой час может вызвать слишком много вопросов. А уж с учетом событий сегодняшней ночи – кому-то это и вовсе может показаться подозрительным. Поэтому заправимся за Вислой. Думаю, горючего хватит.