Фивы и Мемфис строились в соответствии с совершенно иными критериями. Карнак, например, был храмом, который непрерывно расширялся, – и никакие «пределы» не ограничивали его территориальную экспансию. Ахетатон же являл собой своего рода «алхимическую печь» – священное горнило, отделенное от окружающего мира ненарушимыми границами, внутри которых единолично властвовал Атон. Пространство, заключенное между стелами, было одновременно земным и небесным, поскольку город простирался от одной до другой горной гряды, от восточного до западного горизонта.

Перемещение царского двора

В тот же шестой год правления двор покинул Фивы, чтобы обосноваться в Амарне. Вельможи высокого ранга переезжали в новую столицу, как только заканчивалось строительство их «служебных офисов» и роскошных вилл. Ни в одном документе не отмечено ни малейшего случая неповиновения, попытки уклониться от выполнения царской воли или мятежа. Переезд, несомненно, занял несколько месяцев: чиновники, ремесленники, торговцы добирались до Ахетатона по реке. Древние египтяне были привычны к путешествиям по Нилу (и чаще всего совершали их в сезон Половодья).

Царь торопился. Город Атона строили очень быстро: он был заселен уже через четыре года после начала работ.

Камень для нужд Ахетатона брали в алебастровых каменоломнях восточной пустыни. Мастера, более озабоченные тем, чтобы уложиться в сроки, нежели качеством своего труда, часто не доводили до конца завершающие, отделочные работы – что, впрочем, было в то время распространенной практикой.

Тем не менее, трудно согласиться с гипотезой, согласно которой рабочие, занятые на строительстве, не обладали достаточной квалификацией. Некоторые египтологи заходили в своих предположениях еще дальше: они видели в строителях Ахетатона бывших преступников, приговоренных к каторжным работам в каменоломнях. Эхнатон якобы навербовал среди них своих самых верных приверженцев, собрав целую «банду» преданных царю воров и убийц.

Действительность была куда более простой. Многочисленные ремесленники из Фив переехали на постоянное жительство в Ахетатон, но там им пришлось столкнуться с могущественным врагом – временем. Эхнатон ограничивал их предельно сжатыми сроками, поэтому нередко великие замыслы не могли осуществиться в полной мере из-за поспешности в проведении работ. Так, обычно египетские архитекторы выбирали для строительства священных зданий, символов вечности, лучшие породы камня – новую же столицу пришлось возводить из кирпича-сырца. Правда, стены дворцов и храмов инкрустировались цветными каменными вставками из известняка и алебастра.

Для украшения главных архитектурных сооружений использовалось множество маленьких каменных блоков, приспособленных к технике строительства из кирпича; это позволяло работать быстро и применять неквалифицированную рабочую силу.

Скульпторам также приходилось торопиться; поэтому они изобрели новый способ изготовления статуй, при котором различные детали высекались из разных пород камня. Так, видимые части тела (голова, руки, ноги) делались из кварцита,[66]одежда – из известняка или фаянса; завершающие детали[67]представляли собой инкрустации из стекла и фаянса.

Процесс изготовления царских статуй. Прорись рельефа из гробницы визиря Рехмира в Фивах (правление Тутмоса III).

Ахетатон по необходимости стал городом-«скороспелкой». Конечно, строители придерживались первоначальной программы и сделали все от них зависящее, чтобы религиозная и гражданская жизнь города могла соответствовать требованиям фараона; однако не все урбанистические проекты были осуществлены с тем размахом, с каким задумывались. И все же жизненно важные «органы» столицы, которые были предусмотрены с самого начала, очень скоро начали функционировать. А в этом, собственно, и состояла главная цель Эхнатона.

Дошедшие до нас источники свидетельствуют, что город Атона был красивым и уютным, с широкими улицами, зелеными насаждениями, хорошо распланированными кварталами. К тому времени, как туда переехал двор, Ахетатон стал очаровательной столицей, в которой уже билось сердце Египта.

В шестой год правления культ Атона выдвинулся на первое место в Египте, но это не значит, что другие божества прекратили свое существование: все города Обеих Земель продолжали жить и процветать. Атон не был нетерпимым богом, и его культ не исключал возможности почитания других сакральных сил.

Остается, однако, одна проблема, которую бесконечно обсуждают специалисты: она касается конфликта между Эхнатоном и фиванским жречеством. Был ли такой конфликт в действительности, или же он является всего лишь выдумкой современных интерпретаторов?

В одном отрывке текста на пограничных стелах, к сожалению, испорченном и малопонятном, упоминается «нечто дурное», совершенное жрецами в правление Тутмоса IV. Быть может, были произнесены «дурные слова»; быть может, речь идет о каких-то предосудительных действиях, которые были совершены в начале правления самого Аменхотепа IV.

Но кого конкретно обвиняет автор текста, и что в действительности произошло? Уточнить это не представляется возможным. Тутмос IV, как и Эхнатон, был верным приверженцем гелиопольской религии. Можно ли сделать какие-то выводы на основании этих скудных данных?

По мнению Ходжа, было бы ошибкой приписывать Эхнатону преследования фиванского жречества. Он считает, что именно жрецы Амона выступили против царя – на том основании, что царь был ненормальным в физическом отношении и, следовательно, не мог принять на себя тяжелое бремя правителя Египта. Эта гипотеза, однако, совершенно бездоказательна.

Некоторые другие ученые предполагают, что жрецы Амона были убиты или отправлены в ссылку, храм Карнака – сожжен, а сам Эхнатон предпринял «охоту на нечистых», чтобы освободить Египет от зла и греха, воплощением которых в его глазах было фиванское жречество.

Все эти ужасы относятся к сфере чистых фантазий.

Не было никакого насилия, никакого кровавого конфликта между Эхнатоном и верхушкой фиванского жречества. Верховный жрец Амона, Аанен, умер в 34-й год правления Аменхотепа III. Его заменил Самут, продолжавший выполнять соответствующие религиозные функции. Однако титул «глава жрецов Верхнего и Нижнего Египта», который прежде носил верховный жрец Амона, был передан верному стороннику Эхнатона – визирю Рамосе.

Больше об этом мы ничего не знаем. Изобретались разные версии: например, будто некий семит, жрец Астарты и Баала, был поставлен во главе фиванского жречества. Или будто гробницы верховных жрецов Амона стали добычей грабителей, которым потворствовала царская полиция. Короче говоря, находились охотники пополнить скудное «досье» Эхнатона материалами, которые существовали только в их воображении.