него часть вины. – Мы шли, болтали. Было весело. А потом Лети отстала…

– Отстала? Где именно? Здесь?

Темные дома обступали нас со всех сторон, хранили свои зловещие тайны. Лишь в некоторых из-под закрытых ставен пробивался свет, да и тот навевал мысли не о домашнем очаге, а скорее о притоне. Не думаю, что в Пеструшках осталась хотя бы одна добропорядочная семья.

– Кажется… Не знаю… – Рум в сердцах дернул себя за прядь. – Зар-раза! Эти дома и улицы так похожи, а теперь, в темноте, все выглядит иначе. Это произошло внезапно: Лети отстала, а когда я обернулся – ее уже не было. Мы искали, звали, но она не откликнулась… Летиция!

Рум выкрикнул ее имя, будто это чем-то могло помочь сейчас. В ближайшем доме резко погас свет, скрипнула, отворяясь, дверь. Я дернул Рума за плечо.

– Молчи!

Те, кто скрывается под покровом тьмы в заброшенных домах, не станут нам помогать. Им не нужны лишние проблемы: на поиски пропавшей девушки в Пеструшки могут заявиться городские стражники. Куда проще избавиться от двух горластых парней.

– Молчи, – повторил я.

– Как же мы ее найдем? – выдавил Рум, затравленно озираясь.

Вот тебе и боевой маг, гроза факультета: совсем расклеился. Ему уже за каждым поворотом мерещились головорезы, вооруженные кинжалами. Я бы отправил приятеля обратно, но безопаснее продолжать путь вместе.

– Рум, правду говорят, что оборотень одним укусом может оторвать руку?

– Что?.. Оторвать не оторвет, конечно, но кусок мяса выгрызет.

Рум перестал оглядываться и расправил плечи.

– Повезло, что со мной рядом оборотень, да еще и боевик.

Грубая лесть. Всегда отлично работает. Рум не заметил, как по моим губам скользнула улыбка. Зато теперь он пришел в себя. Не хватало еще и за него волноваться.

А вот за Лети я переживал все сильнее. Я продолжал идти вперед, Рум молча следовал за мной. Он кидал на меня быстрые взгляды, однако ни о чем не спрашивал, видно, понадеялся, что у меня созрел план. Но у меня не было плана, а внутри нарастало отчаяние.

Что делать? Что же делать? Врываться во все дома подряд? Забыть об осторожности и выкрикивать ее имя до тех пор, пока Лети не откликнется или пока из подворотни не выйдут желающие заткнуть нам глотки?

Я вслушивался в каждый шорох, всматривался в каждое движение. Дошло до того, что за стенами домов мне стали мерещиться тени. Я тряхнул головой и надавил на веки. Снова посмотрел.

Дом пялился на меня окнами, занавешенными изнутри несвежими простынями. А за ними, внутри… Пятеро мужчин. Один спит на полу, на соломенном тюфяке, четверо сидят у стола. Размеренно бьются пять сердец. Я ощущаю ток крови. Или это моя кровь шумит в ушах?

– Рум, ты тоже это видишь?

Рум проследил за направлением моего взгляда, нахмурился.

– Вижу что?

– Ничего. За мной. Тихо.

Я заскользил вдоль покосившихся заборов, заколоченных дверей, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

Трое. Мужчины. Спят.

Четверо. Мужчины. Пьют вино и играют в карты.

Я видел сейчас то, чего никак не мог видеть, но это не удивляло меня. Я об этом даже не думал. И не чувствовал холода, хотя ресницы заиндевели: этой ночью на землю опустились первые заморозки.

Двое. Мужчина и женщина. Их сердца колотятся, дыхание сбивается… Дерутся? А, нет… Занимаются любовью.

Я застыл, застигнутый врасплох простой и ясной мыслью: я знаю, что такое телесная любовь. Изнутри будто обожгло пламенем. Кем была та, кому я шептал слова нежности? Где она теперь? Я не помнил. На мгновение в памяти воскресли белокурые волосы, но тут же истончились, развеялись как струйка дыма…

– Нис, ну ты даешь! – Рум оперся рядом о стену, согнулся пополам, пытаясь отдышаться. – Я за тобой едва успеваю. Что за магия? Этому вас на вашем факультете учат?

– Тихо, – бросил я. – Молчи.

Набрал воздуха в грудь. Я подумаю о прошлом позже, сейчас нужно отыскать Лети.

Летиция. Шелковые локоны под моими руками. Я пропускаю их сквозь пальцы. Касаюсь губами ее чуть приоткрытых губ. Спускаюсь поцелуями ниже, к вороту рубашки. Под кожей на шее бьется венка, я провожу по ней кончиком языка. Лети… Она смеется и запрокидывает голову. Распускает тесьму на горловине, так что становится видна ложбинка между холмиков девичьих грудей… Стук ее сердца звучит музыкой для меня. Я угадаю эту мелодию из тысяч других…

– Нис?

– Тихо!

Где-то совсем рядом бьется хрустальный колокольчик, пока едва слышно, но я устремился на звук. Не в этом доме. И не в этом.

Я оступился и чуть не рухнул в темный провал: деревянный настил у дома прогнил, в досках чернела дыра. Я лег на живот и просунул в отверстие руку, надеясь, что еще не сошел с ума и все это не игра моего сбрендившего разума.

– Летиция, – прошептал я. – Лети, ты здесь?

Моей ладони коснулись ледяные пальцы.

– Нис? Я знала, что ты придешь!

– Держись!

Я ухватил ее за запястья, подождал, пока Лети крепко обхватит мои.

– Рум, подстрахуй!

Приятель вцепился ремень на моих брюках, уперся ногами в твердую почву. Я дернул на себя Лети, а он меня, как в детской сказке про огромную морковь. Мы все трое рухнули на землю, и моя Лети, моя бесценная морковка, очутилась в моих объятиях. Она дрожала от холода. Вот я дубина, надо было все же взять куртку. Но Рум уже стягивал свою, спасибо, хоть здесь сообразил.

А еще у него хватило смелости задать вопрос, на который я не мог решиться, а только гладил и гладил ее холодные руки.

– Лети, тебя обидели?

– Нет, нет! Я упала и застряла здесь, в подвале. Я звала, но вы, наверное, ушли вперед и не услышали. Я тут оказалась не одна.

– Не одна?

Я снова включил… Не знаю, как теперь это называть. Режим подслушки? В подвале стояла гробовая тишина – ни шороха, ни стука сердца.

– Там никого живого, Лети.

Лети потерла переносицу, и я понял, что недавно у нее снова шла носом кровь.

– Живого никого, а он мертвый…

Глава 17

Летиция

Глупо получилось. Споры и ночные вылазки в бандитские районы до добра не доводят. Я ведь даже идти не хотела – Руби уговорила.

– Чего нам бояться: Рум будущий боевой маг, а у Ниса фиолетовая мантия, и одно лишь это заставляет людей шарахаться.

– Не замечала, чтобы от моей мантии кто-то шарахался.

На факультете кукловодов учится не только Нис, и мне ли не знать, что студентов-первокурсников никто не воспринимает всерьез,