Читая письма Сурикова, вспоминаешь слова Островского о Москве: «…через Москву вливается в Россию великорусская народная сила… которая через Москву создала государство Российское».

Дом Лопухиных

Молодой красноярец, впервые попав в древнюю столицу, ходил как в угаре по Кремлю, Красной площади, возле древних церквей, видел паперти их, облепленные нищими, и толпу богомольцев у Иверской часовни, впитывал дух Москвы – всенародной святыни и возвращался, утомленный ходьбой и переживаниями, под вечер в этот дом, за одним из окон которого находилась снятая им квартира… Начав свою московскую жизнь под сенью храма Христа Спасителя, в украшении которого он принимал участие в конце семидесятых годов, Суриков и закончил ее поблизости – в доме против Музея изящных искусств, где, став знаменитым художником, снимал этаж и умер в 1916 году.

…Внушительная парадная дверь облеплена дощечками: «Советский славянский комитет», «Комитет защиты мира», «В защиту Вьетнама»… За ней стильная лестница с великолепными мраморными перилами вводит в Парадные покои дома (Кропоткинская, 8), некогда принадлежавшего Михаилу Федоровичу Орлову, генерал-майору, участнику войны 1812 и заграничных походов, принимавшему капитуляцию Парижа, известному своей видной ролью в «Союзе благоденствия». После событий на Сенатской площади он был привлечен к следствию, несколько месяцев содержался в Петропавловской крепости и – носить бы ему кандалы в Нерчинске или на Петровском заводе, не отнесись к нему снисходительно Николай I, справедливо приписывавший мужеству и преданности командира лейб-гвардии конного полка Алексею Орлову, брату декабриста, успешное подавление бунта Московского полка. Михаилу Федоровичу было запрещено на несколько лет проживание в обеих столицах – тем и ограничилась обрушившаяся на него кара!

Уже в 1831 году Михаил Орлов поселился в Москве, на Пречистенке. Герцен, знавший его в ту пору, записал о нем: «Бедный Орлов похож на льва в клетке. Везде стукался он о решетку, нигде не было ему ни простора, ни дела… Лев был осужден праздно бродить между Арбатом и Басманной, не смея даже давать волю своему языку».

Дом Орлова сильно перестроен и снаружи, и изнутри, но в тишине его прибранных зал и сейчас мерещится энергичная фигура изнывавшего от вынужденного безделья, обреченного на поднадзорную жизнь и ходившего тут из угла в угол или сидевшего за трактатом о финансах империи отставного генерала.

У Орлова собиралось многочисленное общество, бывали люди, имена которых памятны и нам. В бумагах Пушкина сохранились его заметки о знакомстве и встречах с Орловым. Михаил Орлов долгое время состоял одним из трех директоров художественного класса, который, зародившись как кружок любителей рисования, сделался, при энергической его поддержке и денежной помощи, Московской школой живописи. Орлов содействовал первым шагам Тропинина, которого он привлек к занятиям в художественном классе, преобразованном в 1843 году, через год после смерти Орлова, в Училище живописи, ваяния и зодчества, ставшее колыбелью многих русских художников второй половины XIX века.

Напротив дома Орлова высится колоннада тяжеловатого трехэтажного здания с барельефом в память событий октября 1917 года, когда красногвардейцы штурмовали помещавшийся здесь штаб Московского военного округа. Дом настолько перестроен, что в нем трудно признать роскошный особняк богача – владельца железоделательных заводов на Урале В.А. Всеволжского, отца Никиты Всеволжского, дружившего с Пушкиным и основавшего кружок «Зеленая лампа», напоминая о котором поэт писал «счастливому сыну пиров» о звучавших на его заседаниях речах:

Насчет глупца, вельможи злого,

Насчет холопа записного,

Насчет небесного царя,

А иногда насчет земного.

В начале прошлого века пользовались известностью и музыкальные вечера хлебосольного хозяина, на которых бывали все заезжие знаменитости. В 1812-м дом сгорел. Обгоревший его остов, с заколоченными проемами окон, простоял более полувека, пока в 1870 году не был куплен с торгов купцом Степановым. Новый хозяин оборудовал часть здания по улице для Яхт-клуба, а по переулку – под квартиры; с 1878 года здесь разместился Политехнический музей. Именно тут изобретатель П. Н. Яблочков произвел свои выдающиеся опыты, завершившиеся созданием электрической лампочки. Позднее дом перешел в военное ведомство.

На противоположной стороне улицы, несколько вверх по ней – Музей Пушкина, размещенный в одном из самых красивых домов Москвы. О нем как о создании Афанасия Григорьева я уже писал в очерке, посвященном этому архитектору, и здесь мне хочется сообщить лишь несколько дополнительных штрихов.

Дом имеет свою длинную историю. Он был построен вскоре после московского пожара, в 1817 году, гвардии прапорщиком Александром Петровичем Хрущевым на месте сгоревшей усадьбы князя Барятинского. От прежних построек сохранились до нашего времени длинный флигель по переулку, службы и остов дома. Новый владелец насадил сад с цветниками, куда вела двойная каменная лестница, существующая и сейчас, а угол ограды, отделявший владение от улицы и Чертольского переулка, украсил изящнейший павильон в стиле ампир. На месте входившей в ансамбль церкви Нерукотворного Спаса выстроена в наше время школа, сильно исказившая его общую композицию. Впритык к школе со стороны Чертольского переулка стоит небольшое здание с толстыми стенами и редкими крошечными проемами окон – это остатки жилых палат, воздвигнутых еще в XVII веке Салтыковыми. Сколько эпох прошло перед ними за эти триста лет! По ступеням крутой лестницы поднимались гости боярина, не то хозяин, стоя тут, глядел, насупившись, как съезжает со двора золоченая колымага с его женой, отправившейся на богомолье в сопровождении гайдуков и скороходов, а нынче на них резвится школьная детвора, не ведающая страха перед боярами и докуки длинных церковных служб…

В 1863 году дом купил богатый помещик, штабс-капитан Селезнев, потомки которого в 1910 году пожертвовали свое владение на Пречистенке московскому дворянству для устройства в нем детского приюта. Дом очень скоро пришел в запустение, карнизы пообвалились, ветшали портики и разрушались барельефы работы Витали. Отдельные помещения сдавались внаем под лавочки: в угловом павильоне открылось зонтичное заведение, хозяин которого пристроил к нему уродливое, обшитое тесом крыльцо, обезобразил фронтон вывеской. В печати того времени забили тревогу – город мог потерять одну из своих достопримечательностей… Положение осложнялось тем, что существовало высочайшее запрещение не только строить, но и ремонтировать деревянные дома в ряде московских кварталов, в том числе и на Пречистенке: город собирались таким путем сделать каменным…

Глядя, как великолепно реставрирован ныне бывший особняк господ Хрущевых, с удовлетворением думаешь об изжитых тревогах за этот шедевр московского зодчества. И еще о том, что его интерьеры – один другого красивее и изящнее – так гармонируют с занимающей помещения экспозицией музея: именно в таких залах храниться нетленной пушкинской традиции. Вещи поэта, документы эпохи, подлинные предметы его времени должны помочь нам и будущим поколениям верно представлять себе вольнолюбивый облик поэта, понять – как он мог любить Петра и одновременно ненавидеть произвол и непререкаемый авторитет единодержавной власти.