Верзила сразу как-то обмяк, а затем, отступив назад, сбивчиво и неуклюже произнёс:

– А кто знал, что дед? Мы думали, что это твой любовник.

– В следующий раз думай не задницей, а своей башкой!

И девушка, спрятав пистолет-зажигалку, вернулась к Егору Ивановичу, который продолжал идти вперёд и не видел произошедшей сцены.

Догнав деда, Лидочка стала успокаивать Егора Ивановича, который что-то отрывисто говорил и размахивал руками. Успокоившись, они вспомнили про такси, но взять его так и не получалось. То ли прибывающий народ быстро перехватывал машины, то ли посрамлённые таксисты их игнорировали.

Вдруг Лидочка увидела, как почти к самому входу в аэропорт, несмотря на все запретные знаки, подъехала чёрная «Волга», и из неё пыхтя вылез толстый генерал. Что-то бормоча про себя, он оттолкнул адъютанта, не успевшего открыть дверцу, и, поправляя смявшийся мундир, направился к входу в аэропорт.

Лидочка стремглав кинулась к нему.

– Уважаемый! – сбивчиво проговорила девушка. – Товарищ генерал, помогите, пожалуйста, нам, точнее, моему дедушке-ветерану, точнее, генералу.

И окончательно запутавшись, она выпалила:

– Помогите нам, иначе мы опоздаем на операцию в Германию.

Всё это время генерал молча шёл к входу в аэропорт, даже не взглянув на девушку. У самой двери он остановился.

– Девушка, я что, похож на скорую помощь?

И смерив Лидочку взглядом, генерал направился дальше.

Тут к Лидочке подоспел молодой майор, адъютант генерала, и воспрепятствовал ей бежать вслед за ним. Он галантно взял её за плечи и проговорил:

– Милая девушка. Я прекрасно слышал вашу просьбу, но прошу нас извинить. В данный момент мы ничем вам помочь не сможем. Обратитесь, пожалуйста, к военному коменданту. Он вам обязательно поможет, должен помочь.

И мило улыбнувшись Лидочке, он лихо развернулся и быстро побежал догонять своего грозного начальника, приговаривая по дороге:

– Чёрт знает что. Бил, бил немцев, а теперь едет к ним лечиться.

Лидочка осталась стоять на месте, недоумённо глядя ему вслед, затем, скривив губы, передразнила:

– Милая девушка! Я прекрасно слышал, но прошу нас извинить! Обратитесь, пожалуйста! Тьфу, не мужик, а красна девица из института благородных девиц.

Вспомнив про деда, она побежала к оставленному родственнику. Увидев растерянную и раздражённую внучку, Егор Иванович начал успокаивать её:

– Дочка, пожалуйста, хватит. Да ляд с ней, с этой Германией. Ну не улетим сегодня – улетим на следующий день, а то и вообще поехали домой, обратно.

Девушка серьёзно взглянула на деда и мягко, чтобы не обидеть его, произнесла:

– Егор Иванович! Милый дедушка, если сегодня мы не улетим, то мы уже никогда не улетим, так как опоздаем на все последующие дни, а контрактом не предусмотрено опоздание. И на твою очередь сразу возьмут другого. И все наши траты и усилия коту под хвост.

И после небольшой паузы добавила:

– Вы поняли, товарищ генерал в отставке? И, пожалуйста, не надо капризничать.

– Понял, Лида, понял.

И Егор Иванович начал суетливо доставать мобильный телефон из кармана.

– Сейчас наберу номер старого товарища в Генштабе, он должен помочь.

Лидочка покачала головой и, взяв из дрожащих рук мобильник, сунула его обратно в карман деду.

– Ты ещё министру обороны позвони, они тебя прямо заждались. Забыл, какое сейчас время? Никому вы, старые фронтовики, сейчас не нужны, разве что на День Победы вспомнят, и то хорошо.

Распалившись после неудачной просьбы о помощи у встречного генерала, Лидочка не заметила, как начала говорить обидные слова для родного человека. Затем, спохватившись, она широко улыбнулась и весело проговорила:

– А ну их всех к чёрту, дедуль. Всё равно я тебя люблю и никому не отдам. В общем, будем прорываться, как говорил Наполеон или кто?

– Дед Пыхто, ты мне зубы не заговаривай, – но в их спор вмешался водитель «Оки», который подъехал прямо к спорщикам.

– Эй, молодёжь, садитесь и не теряйте время. Я вас быстро домчу до Шереметьево окольными путями, минуя пробки.

Егор Иванович и Лидочка посмотрели на весёлого мужчину, затем по сторонам, затем опять на водителя и быстро уселись в «комфортабельную» «Оку».

И действительно, водитель поехал не по центральной автостраде, а другой дорогой, знакомой только ему. По пути разговорились.

– А вы что же, действительно в Германию летите? – первым нарушил молчание водитель «Оки» и, не дождавшись ответа, продолжил: – Вы только не серчайте, что вроде как в ваши дела лезу. Просто оказался невольным свидетелем вашего разговора с тем толстым генералом. Видел я таких в Афгане. Приезжали туда за шмотками и отметиться, чтобы карьеру потом делать в глубоком тылу.

– А вы что, служили в Афганистане? – спросила Лидочка, чтобы поддержать разговор.

– Да уж, довелось покорячиться лейтенантом. Всего год служил, а потом несколько лет дослуживал.

– Это как же? – вступил в разговор Егор Иванович.

– А вот так, товарищ генерал. Под Кандагаром оторвало мне обе ноги, когда отбивались от духов. Ну а после несколько лет ходил по инстанциям, пробивал работу и хорошие немецкие протезы. Хорошо хоть не спился, как многие хлопцы.

И водитель ненадолго замолк, объезжая скопившиеся машины на их пути.

– Ну а сейчас у вас всё нормально? – после длительной паузы проговорила Лидочка. – Я имею ввиду – в жизни всё хорошо?

– Да уж, лучше некуда.

И, сделав небольшую паузу, водитель добавил:

– Нет, правда. В самом деле всё замечательно. Работа есть, как видите. Можно было, конечно, «Жигуль»-инвалидку взять, но я прикипел к «Оке».

И он весело рассмеялся.

– А до этого был «Запорожец» ушастый. Вот. А насчёт остального, тоже всё путём – живу в коммуналке. Да-да, они ещё сохранились. Зато живу отдельно, и никто мозги не парит.

– Что значит «парит»? – спросила Лида.

– Парят – это значит, ты никому такой не нужен. Ни близким, ни дальним родственникам. Ни, тем более, родному государству. Это значит, что никому не объяснишь, что ты, здоровый мужик, в бою потерял свои ноги за них, ведь они меня туда не посылали. Потому что в их дом никто не вторгался, и они меня не умоляли, чтоб я защитил их, как это было в Великую Отечественную войну. Тогда тоже были тысячи калек, но они гордились этим, и их почитали за это. Вот что обидно. Я не ною о судьбе, но мне в триста раз было бы легче, если бы мне вслед смотрели не с укоризной или в лучшем случае с жалостью, а хотя бы с пониманием.

– Как вас зовут? – проговорил Егор Иванович.