прикрыл демонические глаза и, задрав голову, спокойно втягивал в себя пыльный воздух темницы.

— Ты ошибаешься. — Заговорил он бесцветным голосом, не удостоив Арипа взглядом. — Именно на такой ответ я и рассчитывал.

Арип побелел от ужаса.

— Нет, — прошептал он.

— О да! — громко прокричал бог. Мощь его голоса разнеслась на многие мили вокруг. — Неас найдет реликвии! А ты, — Эгон подошел к Арипу и взял за грудки, — будешь наблюдать, как его душа медленно затухает в океане крови, куда он погрузится с головой. — Бог провел раздвоенным языком по губам. — Знакомые слова, да?

— Не делай этого! — умолял Арип. Он схватил Эгона за руку, но противостоять подобной сущности не в силах ни один смертный.

— Ты только и умеешь, что смотреть, человечек. — Бог отшвырнул Арипа.

Эгон наслаждался моментом, он столетиями проговаривал заветную фразу. Полушепотом он протяжно произнес заветные четыре слова, которые эхом отразились в бесконечном мраке:

— Теперь ты мой пленник.

Свет окончательно померк, и тьма поглотила истошный крик Арипа.

Часть II

Враг моего врага…

Невыносимая тяжесть огромного таланта

Вот это я понимаю — завязочка. Тут вам и любовь, и дружба, и предательство! Что еще нужно юному читателю? Что-что? Крови маловато? Высокопарно? Мало… чего?! О Создатель, помилуй! Это же история про несчастных людей, а не вульгарная книжонка от асторийского «мэтра» из Цеведеса про запретные утехи хафлингов и людей (вот до чего доводит технологический прогресс и излишняя открытость миру).

И что эти умники забыли в Илларии? В их книгах нет ни капли изысканности, ни эстетики, ни здравого смысла! Но неведомым чудом их отвратительные рукописи расходятся как горячие пирожки! Как здравомыслящему человеку, который хочет донести до людей интересную и правильную (иных у меня нет) мысль, конкурировать с… с дешевым ширпотребом про блудниц (да простит меня Создатель за такое грязное сравнение. А еще я прошу прощения у прекрасных дам, которые в сотни раз лучше дрянных книжек всяких Титов и Сидониев. В который раз убеждаюсь, что асторийцы лишены всякого вкуса в литературе)!

То ли дело мои книги. Глубина чувств, ровный слог, неоднозначные герои — все говорит о непостижимом таланте, коего асторийским глупцам никогда не постичь! Мои первые работы до сих пор популярны у молодых девушек, хотя и прошло много лет. «Гордость без предубеждений» о Катарине, второй дочери семьи фон Лимбургов (она, к слову, приходится бабкой нынешнему герцогу Кларенсу фон Лимбургу), влюбленной в обычного ферксийского гвардейца Абеларда, который принадлежит к низшему сословию. Знаю, злые языки лепечут, будто я переврал всю историю, но кому интересно читать, что Абелард был глупым пьяницей, наплодившем тучу бастардов, а через десять лет сиганул со скалы после очередной попойки (в то время слушок прошел о причастности Катарины к смерти супруга, чему я не удивлен. О ее любвеобильности и порочности не знал только глухой слепец. Ну и тупоголовый Абелард).

Возможно, моя первая попытка и была хитроумной уловкой, где есть щепотка недосказанности, однако вторая работа «Красавица и зверолюд» взбудоражила сознание людей в Илларии и Астории (со слов Тиля, а я ему доверяю). История любви (не совсем любви, так как отец продал дочь в обмен на жизнь, но сути это не меняет) дикаря из далекого племени и юной красавицы из знатного рода. Сначала девушку пугает зверолюд, его жутковатое логово, где по стенам развешаны кровавые трофеи, черепа и тотемы языческого бога, однако чувства просыпаются неожиданно. Храбрая Белла защищает возлюбленного от треклятых охотников, за что зверолюд признается ей в вечной любви (правда, говорят они с трудом. Получилось что-то вроде «ар-ара-ар». Как поговаривал мой покойный отец: язык высокого чувства понятен и без слов). Посыл книги ясен как день: «не важно, какой ты снаружи, важно то, что внутри», — говорит в конце Белла. Как-то раз у меня спросили, почему книга резко обрывается, а я ответил: меньше знаешь, крепче спишь (на деле же зверолюд понял слова Беллы… эм-м… буквально, ведь многим невдомек, что дикари обожают человечину, особенно если жертва не пытается сбежать).

Кха-кха, так о чем это я? Ах да, история Неаса и Лисандры. Тиль поведал о долгих странствиях Неаса (уж Никса). Двадцать долгих лет он то и делал, что искал покоя в реках крови. Следопыт выслеживал виновных в смерти близких, однако с годами Никс уже позабыл, ради чего променял душу на жизнь. В этом нет ничего необычного. Обыденная история про глупца, прожигающего драгоценное время на бессмысленную погоню, и тем не менее удача или же воля Создателя столкнула следопыта с Поллуксом — могучим царем Ликеи. Тот как раз искал человека для деликатного дела, но он даже не подозревал, во что выльется его замысел.

Признаться, история Тиля увлекает все сильнее. Мне уже не терпится продолжить рассказ. Ох, как назло, из головы выветрилось название той чудной академии в Жемчужине. Как же ее там…

— Из заметок Йона Странника.

Глава 11

Никс молча сидел в душном кабинете одной из трех башен чародейской Академии, закинув ноги в грязных сапогах на стол Мердока — профессора факультета истории. Следопыт от скуки ковырял под ногтем острым кончиком ножа и время от времени поглядывал, как тощий седобородый старичок-гном в нелепом длинном балахоне пытается найти нужную книгу посреди бесчисленных полок с древними свитками и артефактами далеких времен.

Следопыт пребывал в так называемом «Трезубце» — желанной мечте всех девушек и юношей, которые хотят связать жизнь с изучением магии, чтобы через пару десятков лет выслужиться до советника короля или стать неудержимой силой на поле брани. В мрачных подземельях и богатых залах со скульптурами величайших чародеев и мыслителей, где стены украшают редкие картины именитых художников, а потолки покрыты замысловатыми узорами, в которых с легкостью угадываются очертания ока Фервуса, сокрыты тайны за сотни тысяч золотых.

Но ценнейшее сокровище Академии находилось не в главном здании, а над ним — в тельзеритовых башнях. Никсу довелось увидеть, что камень делает с теми, кто пытается колдовать в оковах из тельзерита. Некоторых, не особо удачливых, приходилось соскребать со стен.

Пока гном безостановочно кряхтел и ругался в бесплодных попытках отыскать хоть что-то, Никс отложил в сторону нож и взял со стола небольшую книжку. «Планы и их обитатели. Загалбри Отто Фингерсник», — прочел он и открыл первую главу.

Гном украдкой взглянул на Никса и пренебрежительно фыркнул.

— Не знал, что бродяга