Марилла, раздраженная, вернулась в кухню и излила свою скорбную повесть Мэтью, который, раздираемый чувством справедливости, с одной стороны, и своим беззаконным сочувствием к Ане — с другой, оказался несчастнейшим из людей.

— Конечно, не следовало ей брать брошку, Марилла, а потом отпираться, — признал он, скорбно взирая на свою порцию неромантичной свинины с капустой так, будто он, как и Аня, считал эту еду неподходящей в случае кризиса чувств, — но она совсем ребенок… такая интересная малышка… Тебе не кажется, что это слишком суровое наказание — не пускать ее на пикник, если ей уж так хочется пойти?

— Мэтью, ты меня поражаешь! Я считаю, что она у меня легко отделалась. А она, кажется, совершенно не сознает, как отвратительно поступила; вот что меня больше всего беспокоит. Если бы она действительно была огорчена, это не было бы так ужасно. Но ты, похоже, тоже этого совершенно не сознаешь. Ты все время ее оправдываешь… Я это вижу.

— Да ведь она такая маленькая, — слабо защищался Мэтью. — И потом, надо учитывать все обстоятельства, Марилла. Ты же знаешь, ее никто никогда не воспитывал.

— Хорошо, теперь за это взялась я, — отрезала Марилла. Эта отповедь, если и не убедила Мэтью, заставила его умолкнуть.

Атмосфера за обедом была тягостной. В хорошем настроении пребывал лишь Джерри Буот, батрак, и Марилла воспринимала его оптимизм как личное оскорбление.

Когда вся посуда была перемыта, опара для хлеба поставлена, а куры накормлены, Марилла вспомнила, что в понедельник вечером, возвратившись с собрания благотворительного общества и снимая свою парадную черную кружевную шаль, она заметила на ней небольшую дырочку. Следовало пойти и зачинить ее.

Шаль лежала в коробке в сундуке. Когда Марилла развернула ее, солнечный луч, пробравшийся сквозь густо увившие окно побеги плюща, упал на что-то, прицепившееся к шали, — что-то блестящее и сверкающее фиолетовыми гранями. Марилла схватила этот предмет, задыхаясь от волнения. Это была аметистовая брошка, зацепившаяся своей булавкой за одну из нитей шали!

— Не может быть! — воскликнула Марилла остолбенев. — Что это значит? Вот моя брошка, в целости и сохранности, а я-то была уверена, что она лежит на дне пруда Барри. Что же эта девочка говорила мне, будто взяла ее и потеряла? Ну и ну, такое впечатление, что Зеленые Мезонины заколдованы! Теперь я припоминаю, что, когда я сняла свою шаль в понедельник вечером, то положила ее на минуточку на комод. Наверное, брошка как-то зацепилась за нее. Ну и ну!

С брошкой в руке Марилла отправилась в мезонин. Аня выплакалась и уныло сидела у окна.

— Аня, — сказала Марилла торжественно, — я только что нашла брошку. Она зацепилась за мою черную кружевную шаль. Я хочу знать, что за басни ты рассказывала мне сегодня утром.

— Вы ведь сказали, что будете держать меня здесь, пока я не признаюсь, — отвечала Аня утомленно, — вот я и решила признаться, — потому что хотела непременно попасть на пикник. Я придумала это признание прошлой ночью, когда легла спать, и постаралась сделать его как можно интереснее. И я повторяла и повторяла его, чтобы не забыть. Но вы все равно не позволили мне пойти на пикник, так что все оказалось напрасным.

Марилла рассмеялась против воли. Но совесть упрекнула ее.

— Аня, подобного я еще не слыхала! Но я была не права… Я понимаю это теперь. Я не должна была сомневаться в твоих словах, раз никогда не слышала от тебя лжи. Конечно и ты была не права, что призналась в том, чего не делала… Это было очень нехорошо. Но я сама довела тебя до этого. Так что, если ты простишь меня, Аня, я прощу тебя, и мы будем по-прежнему друзьями. А теперь собирайся на пикник.

Аня взвилась, словно ракета фейерверка:

— Ах, Марилла, а не поздно?

— Конечно нет, еще только два часа. Они еще, я думаю, только собрались, и еще целый час пройдет, прежде чем сядут пить чай. Умойся, причешись и надень коричневое платье. Я соберу для тебя корзинку с едой. В доме полно печенья и пирожков. Я скажу Джерри, чтобы он запряг гнедую и отвез тебя на луг, где будет пикник.

— О, Марилла! — воскликнула Аня, подлетая к умывальнику. — Пять минут назад я была так несчастна Я думала, что лучше мне было и не родиться на этот свет, а теперь я не поменялась бы местами даже с ангелом!

В тот вечер, совершенно счастливая, хотя и ужасно усталая, Аня вернулась в Зеленые Мезонины в состоянии блаженства, не поддающегося описанию.

— Ах, Марилла, я сказочно провела время. Сказочно — это новое выражение, которое я сегодня узнала. Я услышала его от Мэри Белл. Правда, оно очень выразительное? Все было прелестно. Чай был просто замечательный, а потом мистер Хармон Эндрюс катал нас на лодке по Озеру Сверкающих Вод — по шесть человек за раз. И Джейн Эндрюс чуть не упала за борт. Она потянулась, чтобы сорвать водяную лилию, и если бы мистер Эндрюс не схватил ее за кушак в самое последнее мгновение, то она выпала бы из лодки и наверняка утонула бы. Как мне хотелось бы быть на ее месте! Это было бы так романтично — почти утонуть. Можно было бы потом рассказывать всем эту потрясающую историю. И мы ели мороженое! У меня нет слов, чтобы описать это мороженое. Марилла, уверяю вас, это было нечто грандиозное!

В тот вечер, штопая чулки, Марилла рассказала обо всем Мэтью.

— Я признаю, что совершила ошибку, — заключила она чистосердечно, — но я получила урок. Смех меня разбирает, как вспомню Анино «признание». Я полагаю, что не должна бы смеяться, ведь это была ложь, хотя, может быть, и не такая дурная, как та, о которой я предполагала. И как-никак я в этом виновата. Этого ребенка порой трудно понять. Но я верю, что все сложится хорошо. Одно бесспорно: в доме, где есть эта девочка, никогда не будет скучно.

— Какой замечательный день! — сказала Аня, глубоко вдыхая свежий прохладный воздух. — Разве не чудесно, что живешь в такой день? Жаль мне тех, кто еще не родился и пропустил его. Конечно, может быть, у них будут хорошие дни, но они никогда не смогут насладиться этим днем… А еще чудеснее, что в школу нужно идти по такой восхитительной дороге, правда?

— Да, этот путь гораздо приятнее, чем идти кругом по большой дороге; там так пыльно и жарко, — отвечала практичная Диана, заглядывая в корзинку с завтраком и мысленно оценивая, какой кусочек вкусного и сочного малинового пирожного придется на одну девочку, если три таких пирожных, лежащих в корзиночке, разделить на десять девочек.

Авонлейские девочки всегда ели вместе свои школьные завтраки, и съесть три малиновых пирожных одной или даже вместе со своей лучшей подругой означало на веки вечные быть заклейменной как "противная жадина". Но когда пирожные делились между десятью девочками, вам доставался маленький кусочек, лишь дразнивший аппетит.

Дорога, по которой Аня и Диана ходили в школу, была и в самом деле прелестной. Ане казалось, что эти прогулки вместе с Дианой в школу и из школы нельзя улучшить даже в воображении. Идти кругом по большой дороге было совсем не романтично; но идти по Тропинке Влюбленных, мимо Плача Ив, вдоль Долины Фиалок и по Березовой Дорожке — романтичнее и быть не могло.