Если я его попрошу, может быть, он увезет меня отсюда.

Эта мысль пришла ей в голову так неожиданно, что она удивилась. Но тут же она осознала, что мысль, должно быть, достаточно давно пряталась где-то в глубине ее мозга. Внезапно она осознала, что хочет уехать из этой готической уродины, называемой гостиницей; раз и навсегда уехать из Леппингтона.

Но это же чертовы американские горки: стоит тебе пристегнуть ремень — и уже не слезешь. Приходится оставаться до последнего.

С металлическим щелчком пленка остановилась. Бернис шагнула с кровати, чтобы нажать кнопку «PLAY», и тут же охнула от ледяного сквозняка, гуляющего по полу. Будто входишь в морозильную камеру, подумала она, дрожа с головы до ног; все тело под тонкой тканью пижамы покрылось мурашками.

Она присела перед плейером: на экране телевизора красовалось размытое зеленое "О".

Остановись, Бернис.

Остановись, пока у тебя еще есть шанс.

Знаешь, тебя ведь никто не заставляет.

Ты можешь лечь и заснуть.

Но знаешь, что не заснешь.

Бессонница запустила в тебя свои когти.

Так подумай о том, что произошло сегодня вечером.

Ты обедала с Электрой и доктором.

Оленина была жесткой, как сапог мамаши Рили[9].

Нет, не была, просто у тебя нет аппетита, милочка.

Силы небесные, я даже думаю теперь, как Электра Чарвуд.

Она тебя заразила.

Я могу лежать в постели и думать о том, как мы все стояли в кухне. Электра, Джек Блэк — сплошные татуировки, шрамы и глубоко посаженные мрачные глаза; потом вошел доктор Леппингтон с пустой миской из нержавеющей стали.

В эту минуту я поняла, что это уже однажды случилось со мной раньше. Что я была в одной комнате с этими людьми. У доктора Леппингтона была в руках не то миска, не то чаша. Вся атмосфера была напряженной, будто наэлектризованной. Мои мышцы так сковало от напряжения, что казалось, я вот-вот лопну. Что-то должно было случиться; что-то невероятное.

И тут распахнулась дверь. Ветер подхватил красные салфетки и закружил их по комнате, создавая впечатление, что сам воздух наполнился кровью — летающими сгустками крови, красной, живой крови.

Потом, когда все прибрали и громила Блэк — готова поспорить, что он отсидел в тюрьме, подумала она, — удалился в свои новые апартаменты над каретным сараем, она, и Электра, и доктор Леппингтон вернулись в парадную гостиную, где пили послеобеденный кофе.

Электра и доктор Леппингтон беспечно болтали о случившемся.

Электра упомянула, что громилу зовут Джек Блэк.

Доктор Леппингтон с удивленной улыбкой поднял на нее взгляд:

— Джек Блэк? Ты шутишь!

— Нет, — отозвалась Электра. — А что в этом имени смешного?

— Да просто совпадение, наверное.

— Не понимаю, — улыбнулась она.

— Возвращаясь к нашем разговору за обедом, к крысам и загадке того, кто или что откусило рабочему пальцы.

— И?.. — Электра пожала плечами. — Какое отношение ко всему этому имеет Джек Блэк?

— Да, в сущности, никакого. — Доктор Леппингтон негромко рассмеялся. — Просто некий Джек Блэк был августейшим соизволением крысоловом королевы Виктории.

— Но это не наш Джек Блэк, — рассмеялась Электра, — разве что он выгладит много моложе своих лет.

— Верно. Но, похоже, оба Джека Блэка были весьма колоритные личности. Королевский крысолов Джек Блэк весь был покрыт шрамами от крысиных укусов.

— Н-да, очаровательно.

Доктор Леппингтон извлек из обертки «Афтер эйт»[10].

— Официально титул мистера Блэка звучал как «Истребитель Крыс и Кротов ее величества королевы Виктории», и ему платили три пенса из королевской казны за каждую пойманную им крысу.

— Теплое местечко, если его заполучить, — скорчила рожицу Бернис.

— Лично я предпочитаю крыс твоим пиявкам, милочка. По крайней мере у крыс миленькие меховые шубки, и они теплокровные.

— Но кишат бактериями и всевозможными мерзкими вирусами, — внес свою лепту доктор Леппингтон.

— Все мы не без греха, золотко. — Электра задумчиво уставилась в чашку с кофе.

А теперь в гостиничном номере Бернис смотрит на кнопку «PLAY».

Нажми меня, нажми меня...

С тем же успехом могла бы орать это во все горло. Бернис знает, что ей придется вновь посмотреть видеозапись.

Я как муха в ее паутине, с мрачной безысходностью думает она. Ну ладно, поехали...

Она нажимает на кнопку. Экран мигает.

Быстро, почти испуганно она бежит в постель, где до подбородка натягивает одеяло, будто как щитом закрывается им от всего, что может прыгнуть на нее с экрана.

Этому надо положить конец, с несчастным видом говорит она себе, раз и навсегда положить конец...

Но не сегодня.

Она смотрит видео. Вот улыбается в объектив светловолосый очкарик Майк Страуд...

И вот в коридоре кто-то — или что-то (что-то темное и мерзкое, мокрое и мертвое) — вышагивает взад-вперед за ее дверью. Бернис убеждена в этом.

Однажды я открою дверь, думает она. Тогда я сама увижу, что там.

Ветер гудит вокруг четырех башен гостиницы, потом вой его стихает до стона разбитого сердца прямо у нее за окном.

Возможна, я открою дверь завтра ночью, говорит она самой себе. Но не сегодня. Сегодня она принадлежит этой гадкой пленке. Пленка жаждет ее крови, жаждет души и тела.

Утро субботы. Ресторан «Городского герба».

Бернис подняла взгляд на доктора Дэвида Леппингтона, который завтракал, сидя за столом напротив нее. Они столкнулись на лестничной площадке, поэтому совершенно естественным показалось, что завтракать они сядут за один столик. Поскольку других посетителей в ресторане не было, весь зал принадлежал им. Столы обслуживала девочка-подросток. Электра уже отбыла за покупками в Уитби.

Бернис поковыряла грейпфрут, потом перешла прямо к тостам. Она почти с ужасом глядела, как Дэвид от души налегает на плотный завтрак, состоявший из бекона, яиц, кровяной колбасы, грибов и поджаренного помидора.