Мама, дорогая, как хорошо быть влюбленной. Господи Боже, прошу, пусть все так продолжается, пожалуйста…

Он стоял в коридоре, читал стихи и сказал: «Это стихотворение Рены». Мне про это рассказал Мацек.

Нора сейчас действительно расстроена.

Я больше не должна в нем сомневаться. Разве он не спросил меня сегодня, пойду ли я в клуб? Разве он не пришел только потому, что я туда собиралась? Разве он не нес мой портфель и не помог мне спуститься по лестнице? Разве он не ждал меня у школы? Когда я поделилась с ним халвой, он сказал, что ему нельзя, а потом, не спрашивая, взял кусочек – как близкий человек, так мило. Он взял лист с домашней работой. Но, знаешь, что мне больше всего нравится вспоминать? Не знаю почему, но мне нравится вспоминать тот приятный момент, когда Зигу купил бублик и кусочек положил мне в рот. Потому что, ты понимаешь, кроме того, что это было приятно, он это сделал как-то… по-мужски… как муж. О, эту сцену я помню.

Знаешь, почему я никогда его не рисую? Потому что не могу нарисовать его достаточно красивым, потому что боюсь, что не смогу. Может быть, сфотографировать? Может быть. Зигуш как-то об этом говорил.

Теперь нас дразнят, насмехаются. Жаль, но… будем надеяться, скоро у них для этого появится причина…

Господи, мама, спасибо! Помогли! Так, так сильно…

Я так рада, что он не такой, как Нацек! Нет! Я больше не могу это выносить! Хотя мне надо делать домашнее задание, я должна тебе рассказать. Я думала, что на сегодня все, но… Ирка пришла с Зигу! С Зигу, ты меня слышишь? Мы сидели вместе часа три, потом пошли в город. Зигу хотел погулять, а Ирка хотела пойти домой. На что мой прекрасный Зигуш, сказал: «Как Рена скажет», потом мы остались одни. Ха-ха-ха!

У меня есть фотография, две фотографии – украденные, но все же. Когда его спросили, в кого он влюблен, Зигу сказал, что в меня (он стоял сзади меня). Ах! Ох! Ах! Я так счастлива… Чувствую себя глупой, любящей и незнакомой. Когда мы возвращались, я ему сказала, что взяла фотографию, а Зигу сказал: «А я хотел тебе дать совсем другую, она больше и симпатичней. По-моему, невежливо дать тебе фотографию, как эта!» Ну разве он не замечательный? Ты не знаешь, не можешь знать, но я готова разорваться, я взрываюсь, ага! Смотри! Смотри! Смотри! Какой он прекрасный! Любуйся им весь день и всю ночь, как я. Мама и Ты, дивный Боже, ведите меня…

P. S. Когда я ему сказала, что боюсь своей соперницы номер четыре, Ромы, он сказал, чтобы я не боялась, и что он меня защитит, и что с ней надо что-то делать, может быть, отправить в Кульпарков[54].

В школе все было нормально. А потом было так хорошо! Мы встретились во второй половине дня, то есть я его встретила в красном уголке. Рома и Ева тоже были там, и мы не могли от них отделаться. Они все время следовали за нами, пошли к Ирке, там произошла целая комедия – я убежала вверх по лестнице, Мацек к Зигу К., Зигу искал меня и т. д. Потом он присоединился к Мацеку у К., и они должны были делать домашнее задание. Потом они высвистели меня, и мы пошли гулять. Зигу мило взял меня под руку, а потом отпускал всякие намеки. Но он был ужасно мил. Мы встретили Нацека, который что-то говорил о девочке Шпигель и мальчике Шварцер, не знаю, что он имел в виду. На обратном пути они завели научную дискуссию по вопросам секса. Я была немного смущена. Но они начали объяснять, что, если я собираюсь изучать медицину, тогда то да сё. Они думают, что я еще такой ребенок, и Зигу не позволяет им рассказывать никаких пошлых анекдотов (в смысле, мне).

Мы строили планы насчет университета – они будут на нижних этажах, а мы с Иркой на верхних. Зигу хотел одолжить мне одну книгу, «из которой ты сможешь кое-чему научиться».

Вообще, он в последнее время стал очень напористым (что мне ужасно нравится). Например, говорит мне: «Рена! Выучи этот немецкий стих! Немедленно!» Или: «Рена пойдет в театральное училище». И он избил Рысека за то, что тот меня дразнил. Он был в бешенстве от В. за его «Можно я с вами пойду?» – «Рена, кругом! Принеси пальто!» А когда я обиделась, он сказал: «Ну ладно, ты кругом, а я подам тебе пальто?» В красном уголке Зигу сказал, что, как только он заговорит обо мне, я появляюсь в окне. Он все время смотрит на меня, и так нежно. Когда Мацек сказал, что человеку нужен друг, он ответил, что тогда его нужно найти.

Могу целые тетради исписать только одним разговором. Вот почему я не все записываю, а просто думаю… думаю… что Господь добрый, а моя мама меня очень любит, и они оба помогают мне во всем…

Господи! Суббота уже завтра? Как быстро пролетела эта неделя! Завтра суббота. Что будет в это время завтра? Я так боюсь. Господи Боже, помоги мне, и ты, моя одна-единственная мама!!

В школе было мило! Зигу спросил, называет ли меня Прохазка г-жой Шварцер (используя таким образом его фамилию). Он даже сам так говорит. Мне не грустно. Это не грех. Отдаю себя вашим заботам, Булуш и Господь.

Сегодня был такой прекрасный день! Весенний! Я видела Зигу в городе, он гулял с какими-то бродягами, поклонился, послал мне горящий взгляд. Какой идиот! Не мог подойти? Он смеялся, глупыш! Но это не важно, мы оба влюблены (только я) и молоды. Это написала Ирка, и, если это сотрется, тогда… ладно. Уже начинает стираться, но это не про нас. Ох, ты знаешь, я вспоминаю тысячи вещей, тысячи приятных, интимных вещей. Иначе я сойду с ума и остыну, – и все окончится ничем.

Ирка любит Фелуша. Я ей вчера написала стихотворение.

Действительно ничем? На этой неделе у Ирки день рождения. Возможно, будет вечеринка. Там будет весело? Я буду танцевать с Зигу? Сейчас так хорошо. У меня есть его фотография, и я могу разглядывать ее часами, смотреть и смотреть. Сегодня я его больше не увижу.