…два часа они разговаривали наедине… Я видела, как отец проводил его до машины, пожал ему руку… Обратно отец бежал как мальчишка, ворвался в мою комнату… Саю предстояло объехать еще много городов, где бы лига могла построить музей бейсбола — так сказать, основать миф о бейсболе, — но отец уговорил его не вычеркивать из списка Темплтон… вернуться сюда в конце июля, и тогда у нас найдется для него предложение, от которого он не сможет отказаться… — Сара, милая, по-моему, ты просто околдовала этого человека. Он все расспрашивал и расспрашивал о тебе. — Отец улыбается. — Сара, милая, я просто уверен, что скоро мистер Аптон сделает тебе предложение. Он хороший человек, его состояние растет, и я думаю, если он сдержит слово и вернется сюда, то станет бейсбольным комиссионером, провозвестником бейсбола…»… «Но он так вульгарен! — вскричала я. — Этот ужасный громогласный смех, эти восторженные утверждения!»… «Ах, моя дорогая, да где же ты еще найдешь хорошего мужа!»… Отец, смеясь, выбежал… а я побежала в туалет и вытошнила там свой скудный завтрак. И пока я писала эти строки, золотистый «кадиллак» уже восемь раз прокатился по нашему кварталу. А теперь куда-то исчез.

…дни идут, дни идут, тьма, потом свет, огни Темплтона в туманной мгле, сверкающий день… визгливая маленькая девчонка вернулась, мне хочется разбить себе голову ковровой битой, только бы выгнать ее оттуда… как много призраков я вижу теперь в этой воде, каждый день спускаюсь туда, прижимаюсь ухом к воде и слушаю… жалобные, молящие голоса. Какие-то мужчины с прокопченными лицами, женщины с распущенными волосами, какая-то разметанная рыбешка… человек с лицом моего отца, на запястьях кровавые розы… два брата с заиндевевшими ресницами и губами, на ногах их коньки, бьются о поверхность воды как о стекло… вот проплывает маленькая индейская девочка. Она смотрит на меня взглядом суровым, в глазах ее нет прощения, голенькая, синяки по всему телу, словно черные сливы… солдат в серо-коричневой форме, вместо ног обрубки… молодые мужчины и женщины в старинной одежде, которую носили еще до Гражданской войны… детишки с какими-то грубыми кожаными браслетами на запястьях… толстый старик рыбак… парашютист из моего детства, человек, выпрыгнувший из самолета в Каунти-Фэйр и упавший в воду, парашют его тогда распустился на воде цветком, вобрал в себя воду и утянул его на дно. Да, с каждым днем все больше и больше их является ко мне, этих утопленников. Возможно, это не помешательство — ведь их образы так отчетливы и совсем не пугают меня. Неужели помешательство? Не знаю…

…на вокзале семьи с грязными детьми! Несколько дней назад я водила всех девочек в «Стэндиш» за новым бельем, платьями, чулками и ботинками… они дули губки, когда я отказалась купить им хорошенькие кожаные туфельки с бантами, сочла такой выбор неразумным… зато мальчики, они прелесть, маленькие джентльмены, не удержалась и купила им бейсболки… теперь девочки считают меня своим врагом. И их мамаши тоже… сбежались все сегодня толпой, с сумочками, в шляпках… вообразили, что я поведу их в город покупать одежду… как я была голодна! Какая самонадеянность!.. Всю еду раздала, а миссис Бургесс сказала мне с явным намеком: «Простите, мисс Темпл, что я так шмыгаю носом У меня ужасная простуда, а носовые платки все кончились…» «Ну что ж, я принесу вам завтра упаковку». И я пошла домой. И возвращаться теперь боюсь, боюсь, что эти женщины злятся, ведь это очень страшно. А капризная девчонка все посмеивается надо мной, мои призраки теперь начали перебираться в сумрак дома. В оранжерее еле удрала от них, хотя там больше половины стекла выбито… не отваживаются они выйти на такой яркий свет…

…башню Короля-рыбака достроили вчера… духовой оркестр, арбузы… сегодня еще одна открытка от мистера Аптона, какое-то чудное фото: танцуют мужчина и женщина, он очень низко ее наклоняет. Сначала был Спрингфилд (открытка с коровкой), потом Конкорд (какая-то дурацкая мазня), теперь вот Бостон (танцующая пара). Обратного адреса никогда не указывает и все время грубовато намекает, что за все время своего путешествия красоту видел только в Темплтоне… Отец кладет мне открытки рядом с тарелкой… Каждое письмо я читала по два раза, но если находила открытки, то уже бегло…

Отец подписал сделку с банком… Не поторопился ли?.. Сделка касается нашей семьи. Мы сдаем землю в аренду музею бейсбольной лиги, строительство за наш счет… за оказанную нам честь мы платим лиге три тысячи долларов (я бы назвала это взяткой!)… Вернулся Сай, подъехал прямиком к нашему дому, машина его золотистая вся заляпана грязью… костюм мокрый от пота… извиняется… так и не объяснил, почему не успел помыться и завезти вещи в отель, но так смотрит на меня, что и без объяснений ясно. Мать подтолкнула меня вперед, чтобы я поздоровалась с ним за руку, моя холоднющая как лед рука в его горячей руке… тошнит меня, тошнит, с трудом сдержалась… Отец деликатно передвинул ленч, так чтобы у Сая было время отмыться… Вернулся он с таким громадным букетом цветов, что за розами его самого не видно, и со стайкой увязавшихся за ним мальчишек… Я смотрела на них строго — за то, что не носят обувь… «Мальчики, где же ботинки, которые я вам купила? Вы разве не знаете, что босиком бегать опасно, можно подцепить заразу?»… Сопят, переминаются- «Ой, мисс Темпл, мы бережем их для школы»… Прямо сердце разрывается смотреть на них… А Сай все ждет со своими цветами, лицо красное, пытается улыбнуться.

Такой неуютный ленч! Эти гигантские розы громоздятся посреди стола. Сиротка Салли прислуживает угрюмо. Сай своим громовым голосом рассказывает истории о городах, где он побывал, моя мать пленена. Так пленена, что даже не побежала после ленча в свой сиротский приют, как она это делает обычно… Сай к еде почти не притронулся… я тоже… каждый раз собираясь откусить кусочек, чувствовала на себе эти глаза-звездочки — прямо прожигали мне пробор в волосах.

Мужчины удалились в кабинет, а я пишу. Жду с нетерпением, чем кончится дело, будет ли спасен мой город. Голоса у меня в голове молчат, слава Богу. И все эти призраки попрятались куда-то… О Боже, что я вижу! Отец уже провожает Сая к машине. Что это? Сутулит плечи? По-моему, да. Сай жмет ему руку, что-то говорит, вид очень серьезный. Отец улыбается, но как-то скупо, и кивает, трогает Сая за плечо. Расстаются. Надо мне бежать вниз, выяснить, в чем дело.

Катастрофа — Манхэттен обставил нас, перебил цену… больше миллиона долларов дает и целый городской квартал под музей. Они же центр вселенной, как говорит Сай. А мы просто, считай, деревушка, затерянная в глуши. Карьера у него, видите ли! Презренный плебей. Мне кажется, отец плачет у себя в комнате, но я не осмеливаюсь к нему войти. Мать была вся бледная и убежала в свой приют. Крошка Салли топчет маргаритки на обочине… даже если б умела говорить, не смогла бы выразить своих чувств красноречивее… А я вот собралась пройтись по воздуху, хочу успокоиться, посмотреть, удастся ли прогнать из головы эти орущие на все лады голоса…

…еще худшая катастрофа!.. Я стояла у скалы Старейшин, ждала, не появится ли кто из моих водяных друзей, и вдруг спиной почувствовала взгляд. Обернулась — мистер Аптон, наблюдает за мной… такая ярость меня обуяла! Никогда прежде со мной такого не было — далее как будто не моя ярость, а чья-то еще… Прыгнула я с обрыва прямо в воду, юбки сразу намокли, ноги запутались в водорослях… Я побежала к нему, но он, по-моему, решил, что совсем из других чувств я это делаю, ибо схватил меня на руки и давай целовать… эти женские уста у меня на губах… а я все вырывалась, пыталась ударить его, сопротивлялась бешено… он толкнул меня наземь, задрал мои юбки, я думаю, стряслось бы что-то ужасное, но я была так разъярена, что вырвалась и убежала… убежала домой, он догонял меня… «Сара, черт возьми! Перестань! Мне надо поговорить с тобой! Да подожди ты, Сара, твой отец уже дал согласие!»… Я убежала в дом. Через занавеску из своей комнаты видела, как он стоял на лужайке, держа в ладонях, словно пойманных птичек, мои туфельки. Поставил их потом бережно на розовую клумбу и зашагал прочь… меня мутит, мне тошно… в голове эти многочисленные голоса, и эта девочка, и этот библейский пророк… сердце мое разбито, потому что Темплтон — мой умирающий город…