Она вспомнила, как у всех на глазах ссорилась с Майклом, кричала, словно торговка рыбой, наряженная в нелепое красное платье, и как всем без исключения продемонстрировала кучу грязного белья, которое скопилось у нее в семье. Вспомнила, как спокойно и холодно Майкл отвечал ей.

Он не любил ее, Боже правый, да он не мог даже находиться с ней под одной крышей. Он выбросил ее на помойку, как выбрасывают пару старых ботинок — дырявых и немодных. В голове вновь зазвучали его ужасные, колкие слова, и она окончательно сдалась, поддавшись отчаянию. Подушку потихоньку пропитывали горькие слезы. Эшлин плакала от безысходности — ее бросили, и это навсегда.

От этих мыслей ей стало еще хуже, слезы градом покатились из глаз, поэтому она не заметила, как в спальню с воплями вбежал Пол:

— Мам, мам, посмотри, что сделал Филипп! Мам! Мам?

Несмотря на все мучения, автопилот «мамочка», которым была оснащена Эшлин, исправно включился. Она уткнулась в подушку так, чтобы Пол не видел ее заплаканных, несчастных глаз.

— Милый, я заболела. Наверное, я подхватила ужасную простуду, у меня очень болят глаза. Ты можешь помочь мне? Пожалуйста, выпусти Флосси и принеси мне стакан молока.

Это был продуманный ход. Если бы пришел Филипп, то избежать вопросов Эшлин не удалось бы: он захотел бы знать, почему. Почему мама заболела, почему папы нет дома, почему он должен принести именно молоко, почему ему не купят новые ролики? К счастью, Пол был не таким смышленым. Он учился хуже брата, но с ним было гораздо легче справиться и заставить делать то, что говорят, во всяком случае, пока рядом не было Филиппа.

Принести молоко — это миссия от мамы, а он — секретный агент, готовый к действиям. Осознав всю важность задания и напрочь позабыв о шалостях брата, Пол уже скользил вниз по перилам. Он всем докажет, что уже взрослый и может позаботиться о маме.

«Боже, я только что соврала ребенку, — мрачно подумала Эшлин, — но не могла же я рассказать двум десятилетним мальчикам, что их отец ушел к другой женщине, а их мать — на грани нервного срыва». Ха! Не про таких ли, как она, Альмодовар снял кино?

«Женщины на грани нервного срыва». Она видела кассету в прокате, но так и не решилась взять домой. Возможно, сейчас самое время посмотреть? Может, там есть подсказки, как все наладить? Что-то вроде этого: «Похудейте, найдите хорошую работу, заведите любовника вдвое младше себя и убейте мужа-изменника». Конечно, советовать проще всего.

Скривившись от головной боли, Эшлин заставила себя подняться с постели. Она встала перед большим зеркалом. Увиденное, мягко говоря, не радовало. Опухшие веки, красные глаза, какие-то бежевые пятна и серые разводы на лице, волосы, похожие на засаленную паклю, — такими оказались последствия выпитого алкоголя, с количеством которого едва справлялась ее печень.

Ханни-Банни на ночной рубашке полинял и выцвел после многократных стирок.

«Прямо как я», — промямлила она. Замечательно. Эшлин взяла щетку для волос, размышляя, почему героини Даниэлы Стил после разрыва с любимыми никогда не выглядели так, будто провели ночь в парке на лавочке. Горе превращало их в безжизненных кукол, более хрупких и беззащитных, чем они были до этого, но никогда не портило безупречный дорогой макияж и не вредило идеальной прическе, которую их научили делать в заграничных пансионах для благородных девиц. Они никогда не давали воли чувствам, не глушили горе джином и не сморкались в кухонные бумажные полотенца.

Телефонный звонок испугал Эшлин до полусмерти, она мигом вернулась из мира фантазий на грешную землю. Настойчивое пиликанье брало на абордаж и без того раскалывающуюся голову. Эшлин сделала глубокий вдох: как быть? Сможет ли она ответить на звонок? Что она скажет, если это звонит мама, которой просто захотелось поболтать?

«Мам, привет. Да, у меня все хорошо. Неделя прошла как обычно. Ребятам понравилось в летнем лагере, мы закончили ремонт туалета на первом этаже, и Майкл бросил меня — вот, пожалуй, и все. А как дела у тебя?»

Телефон продолжал звонить.

«Возьми трубку, — пробормотала она. — Ты не сможешь прятаться вечно». Трясущимися руками она поднесла телефон к уху. Эшлин не понимала, почему ее бьет дрожь: то ли у нее окончательно сдали нервы, то ли дело было в похмелье.

— Я уже собиралась вешать трубку, — раздался взволнованный голос Джо. — Ты как себя чувствуешь?

— Голова сейчас взорвется, жизнь разрушена до основания, а в остальном — просто замечательно.

— Добро пожаловать в наш клуб, — мрачно сказала Джо. — Я долго думала, но так и не смогла понять, где допустила ошибку. — Она всхлипнула. — Прости. Я не хотела допекать тебя еще и своими жалобами. Это же не твоя вина, что мой парень оказался последней сволочью и бросил меня с ребенком.

— Джо, но это и не твоя вина тоже. Я думала о тебе. Мне жаль, что не смогла помочь вчера, я совершенно бесполезна, прости меня. Я только и могу, что рыдать и вопить о своих проблемах. Бедняжка, даже представить трудно, как плохо тебе было! — Вернувшись к своей обычной роли мамы-наседки, Эшлин внезапно почувствовала себя значительно лучше. Чужие проблемы тут же отодвинули ее собственные на второй план, и она бросилась на помощь подруге.

В любом случае, она была законной женой Майкла, а Джо осталась ни с чем, если не брать в расчет пару запасных зубных щеток в ванной и нерожденное дитя, от которого отказался отец. Нет ничего хуже, чем положение, в котором оказалась Джо: самое чудесное событие в жизни отравлено предательством — ее бросили разбираться со всем в одиночку. Но если посмотреть с другой стороны, разве свидетельство о браке хоть как-то помогло Эшлин? Черта с два! Не имеет значения, замужем ты или нет, грош цена любым обещаниям, если твой партнер не намерен их выполнять.

— Я не спала полночи, и в голове была только одна мысль: я виновата во всем, — сказала Джо. — Я забеременела и слепо понадеялась, что Ричард захочет стать отцом, а не просто донором спермы. — В ее голосе слышались горечь и раздражение. — Хотя и донором его назвать трудно — он просто получал удовольствие от процесса…

— Как и все мужчины, — прозаично заметила Эшлин.

— Совершенно верно! Но, по крайней мере, другие мужчины не отказываются нести ответственность за свои поступки. Ричард, определенно, и слышать не хочет про обязательства. Черт! В дверь звонят, — с досадой сказала Джо. — Подожди секунду. Не вешай трубку, ладно?

«Бедняжка Джо», — размышляла Эшлин. Зажав трубку между плечом и ухом, она, не осознавая того, стала поправлять одеяло и взбивать подушки.

Она вспомнила свою беременность. Воспоминания были приятными. Прекрасный момент, когда она сообщила Майклу, что ждет ребенка, — тогда Эшлин еще не знала, что будут близнецы. Потом — покупка кроваток и двойной детской коляски. Она вспомнила, как они сидели у камина и вместе читали Пенелопу Лич[30], как Майкл гладил ее круглый живот и ждал, что ребенок начнет толкаться.