А может быть, подумала Доминика, она по настоящему любила его, несмотря на все уверения лорда Уоррена, что подобные связи основываются исключительно и только на деловых отношениях.

Она хорошо знала людей, населявших этот остров, и понимала, что крестьяне, живущие в горах, имеют свою особую жизненную философию, в которой материальные блага отнюдь не играют главенствующую роль.

Если голод заставлял их, они работали, и работали хорошо, потому что были талантливы и трудолюбивы, однако они предпочитали жить в бедности, чем продавать свою свободу.

Доминике случалось беседовать с женщинами, чьи мужья приехали в Коломбо из отдаленных провинций, и она знала, что цейлонцы так и не смирились с тем, что чужие люди ради своих нужд захватили их прекрасные горы.

Они старались держаться особняком, и лишь крайняя нужда и голод могли заставить их работать на одной из кофейных или чайных плантаций.

Именно по этой причине владельцы плантаций с самого начала вынуждены были делать ставку на импорт рабочей силы, подавляющее большинство которой составляли тамилы, приезжающие сюда с южного побережья Индии.

Тамильские кули вырубали джунгли, готовили землю для посадки кофейных деревьев, а позже — чайных кустов. У плантаторов, однако, возникли дополнительные трудности — им пришлось изучать новый язык, чтобы общаться со своими работниками, так как тамилы, в отличие от цейлонцев, с большим трудом осваивали английский.

Цейлонцы были жизнерадостными, доброжелательными и довольно беспечными людьми, поэтому Доминика даже не могла представить всю глубину отчаяния Ситы, если она решилась покончить с собой.

Неужели она была так несчастна оттого, что Джеральд Уоррен прогнал ее? Почему она не стала искать поддержки и утешения у своих родных? И почему ее отец, если он так любил ее, не предотвратил случившееся?

Доминику мучили эти вопросы, но она понимала, что никогда не узнает правды, потому что ни лорд Хокстон, ни Джеральд Уоррен не станут говорить с ней на эту тему.

Чувствуя, что все равно не уснет, Доминика поднялась с постели и обнаружила, что уже начало светать: тонкие полоски света пробивались сквозь неплотно прикрытые портьеры.

Она раздвинула их и выглянула наружу. Ее спальня была расположена в дальнем конце дома. Из одного большого окна открывался вид на долину, другое выходило в сад, а вдали за садом поблескивало озеро.

Долина была еще окутана утренним туманом, но «— небо вдали над горами стало светлеть, и звезды, такие яркие ночью, стали почти незаметными.

Доминика подошла к другому окну. Первые солнечные лучи заискрились на поверхности водопада, стекавшего в озеро с высоких холмов. Она слышала шум потока, уходившего на сотни футов вниз в долину, окутанную дымкой.

Затаив дыхание, она смотрела на окружавшую ее красоту, на великолепие цветов, заполнивших сад.

Стало светлее, и Доминика смогла рассмотреть калину, герань и колокольчики, разбросанные между магнолиями и олеандрами. В саду росли бамбук и орхидеи, декоративный мох и множество английских цветов, таких, как наперстянка, лобелия, арум и всевозможные сорта роз.

В то же время сад, в свое время с такой любовью спланированный и взлелеянный лордом Хокстоном, теперь выглядел совсем запущенным. Деревья были обвиты вьюнами, диким виноградом и ротангом, буйно разросшиеся сорняки совсем задушили многие растения.

Девушка подумала, как она была бы огорчена, если бы сад, на который она потратила столько труда и заботы, во время ее отсутствия оказался настолько заброшенным.

Накануне вечером она видела, как был сердит лорд Хокстон, и лишь благодаря хорошим манерам и самообладанию он ни словом не обмолвился об этом за столом.

Мало того, подумала Доминика, что сама она испытывала крайнюю неловкость и стеснение в обществе Джеральда Уоррена, но что должен был чувствовать лорд Хокстон, обнаружив, что его прислуга почти вся уволена, заведенные в доме порядки полностью изменены, сад пришел в запустение?

» Он мужественно принял этот удар, «— подумала Доминика, и ей стало интересно, высказал ли он племяннику свое недовольство после того, как она ушла спать.

И в этот момент, словно продолжение своих мыслей, она увидела лорда Хокстона.

Верхом на лошади он выехал из-за дома и направился к дальнему берегу озера, туда, где через поток был переброшен небольшой мостик.

На нем была белая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Он был с непокрытой головой и в плотно обтягивающих бриджах для верховой езды выглядел молодым, стройным и подтянутым в отличие от своего племянника.

Доминика догадалась, что он тоже не смог уснуть и поэтому так рано уже был в седле. Может быть, он хотел осмотреть свои чайные плантации, а может быть, он решил отправиться на поиски Лакшмана.

При воспоминании о Сите и случившейся трагедии Доминику снова охватила дрожь. Ей было даже страшно представить, что должна была испытывать бедная девушка, прежде чем броситься в бурный поток и разбиться о скалы внизу, которые, возможно, как и сейчас, были окутаны туманом.

Стараясь отогнать от себя эти мрачные мысли, Доминика взяла висевший на спинке стула пеньюар, который мадам Фернандо включила в приданое, надела его поверх ночной сорочки и завязала на талии поясок.

Сшитый из тончайшего муслина, он был отделан кружевом и украшен бирюзовыми бантиками и казался ей слишком шикарным, чтобы носить его в спальне.

Однако, оглядевшись по сторонам, она должна была признать, что ее внешний вид прекрасно гармонирует с окружающей обстановкой.

Накануне вечером она была слишком взволнована и смущена встречей с Джеральдом Уорреном, чтобы как следует осмотреть дом, но тем не менее она успела заметить, что он был отделан с большим вкусом, столь необычным для мужчины, даже если он и был умелым строителем.

У нее осталось смутное воспоминание о мебели из черного эбенового дерева, представлявшего самый ценный материал, с которым работали цейлонские столяры-краснодеревщики, часть мебели была сделана из атласного дерева, которое в больших количествах росло на острове.

В ее прелестной спальне стоял комод из палисандрового дерева, высоко ценимого знатоками.

По приезде Доминика обнаружила, что все комнаты названы именами цветов.

— Где будет спать Доминика? — спросил лорд Хокстон у своего племянника.

— Я сказал слугам, чтобы ее вещи отнесли в комнату» Белого Лотоса «, — ответил Джеральд, — а вы разместитесь в соседней, которую, по-моему, вы называете комнатой» Красного Лотоса «.

В его голосе прозвучал оттенок высокомерного презрения, словно он находил эту идею крайне нелепой. Но Доминике очень понравились эти названия.

Огромные цветы лотоса, белые и красные, являли собой такое великолепное зрелище, что было понятно, почему жители Востока относятся с таким благоговением к этому чуду природы.