— Да, я помню. Наши лошади, Эйла, сейчас как раз пасутся в долине Лесной реки. Я покажу тебе дорогу. Идея купания мне тоже нравится. — Джондалар приобнял Мартону. — Как же хорошо вернуться домой, мама. Полагаю, мне теперь очень долго не захочется двигаться с места.

— Мне нужно достать гребень, и, наверное, у меня осталось немного сушеных лепестков синюхи для мытья головы, — сказала Эйла, разбирая свои дорожные вещи. — И захватим еще подаренное Рошарио полотенце из кожи серпы, чтобы вытереться, — добавила она.

Волк возбужденно сновал между ними и выходом из дома, словно призывая их поторопиться.

— Мне кажется, Волк знает, что мы собираемся купаться, — заметил Джондалар. — Порой я думаю, что этот зверь все понимает, хоть и не говорит об этом.

— Надо взять также чистую одежду, чтобы переодеться после купания, и, послушай, Джондалар, может, нам стоит устроить наше спальное место перед уходом, — сказала Эйла, откладывая в сторону полотенце и другие вещи и принимаясь развязывать следующий тюк.

Они быстро разложили спальные покрывала и выложили еще кое-какие привезенные с собой вещи, потом Эйла встряхнула отложенные в сторону короткие штаны и тунику. Она внимательно осмотрела чистую одежду. Этот привычный для племени Мамутои повседневный наряд из мягкой и прекрасно выделанной оленьей кожи не отличался затейливыми украшениями и выглядел не слишком опрятным даже после стирки. Пятна с этой бархатистой поверхности отстирывались трудно, но больше Эйле нечего было надеть на праздник. Они не могли взять с собой в Путешествие много вещей, даже учитывая, что везти их помогали лошади, а Эйле хотелось привезти другие вещи, более важные для нее, чем запас одежды.

Она заметила, что Мартона наблюдает за ней, и сказала:

— Это все, что у меня есть из одежды на сегодняшний день. Надеюсь, что она подойдет. Я не могла взять с собой много вещей. Рошарио подарила мне красивый традиционный наряд Шарамудои, но я отдала его Мадении, девушке из племени Лосадунаи, на которую так жестоко напали.

— Ты проявила большую щедрость, — сказала женщина.

— Все равно мне хотелось как-то облегчить нашу поклажу, а Мадения очень обрадовалась, но сейчас мне хотелось бы иметь что-то более нарядное. А теперь мне придется идти на праздник в старой и поношенной одежде. Когда мы устроимся, мне надо будет сшить что-то новенькое. — Она улыбнулась Мартоне и, оглядевшись, добавила: — Мне пока еще даже не верится, что мы наконец добрались сюда.

— Мне тоже пока с трудом верится, — согласилась Мартона и, помолчав, сказала: — Мне бы хотелось помочь тебе сшить одежду, если не возражаешь.

— Ну, разумеется, не возражаю. Спасибо тебе большое, — улыбнулась Эйла. — У вас здесь все так красиво, Мартона, а я даже не знаю, что обычно носят женщины Зеландонии.

— Можно, я тоже помогу тебе? — добавила Фолара. — Мамины понятия об одежде не всегда нравятся молодым женщинам.

— Я буду рада принять помощь от вас обеих, но пока придется остановиться на том, что есть, — сказала Эйла, показывая свою старую одежду.

— Она вполне подойдет для сегодняшнего вечера, — проговорила Мартона. Потом, словно приняв какое-то решение, кивнула. — Я хочу подарить тебе, Эйла, одну вещицу. Она в моей спальне. — Эйла последовала за Мартоной в ее комнату. — Я давно берегу это для тебя, — сказала женщина, открывая крышку деревянной шкатулки.

— Но мы же с вами только что познакомились! — воскликнула Эйла.

— Я ждала, что когда-нибудь Джондалар приведет сюда свою невесту. Это принадлежало матери Даланара. — Она достала ожерелье.

У Эйлы от удивления перехватило дыхание, и она как-то робко взяла предложенное ей украшение и внимательно рассмотрела его. Подобранные по размеру ракушки, красивые оленьи клыки и искусно вырезанные из мамонтового бивня головки самки оленя соединялись в центре блестящей желтовато-оранжевой подвеской.

— Оно прекрасно, — вздохнула Эйла. Особенно ей понравилась подвеска, и она долго ее разглядывала. Полупрозрачный камень от долговременного употребления стал блестящим и отполированным. — Ведь это янтарь, правда?

— Да. Этот камень находится в нашей семье уже много поколений. Мать Даланара вставила его в это ожерелье. Она подарила его мне, когда родился Джондалар, и просила подарить ожерелье его избраннице.

— Янтарь совсем не холодный, как другие камни, — заметила Эйла, держа подвеску в руках. — Он теплый на ощупь, словно содержит дух жизни.

— Как интересно, что тебе пришла в голову такая мысль. Мать Даланара обычно говорила, что этот камень живой, — сказала Мартона. — Примерь его. Посмотрим, как оно будет смотреться на тебе.

Мартона подвела Эйлу к известняковой стене в глубине ее спальной комнаты. В проделанное в этой стене отверстие было вставлено округленное основание ветвистых рогов северного оленя (мегацероса), которое вытягивалось и уплощалось, завершаясь обычными ветвистыми рогами. Их отростки укоротили, и получилась своеобразная полка с вогнутой, зубчатой по краям поверхностью. На этой полочке стоял какой-то плоский и очень гладко отполированный кусок дерева, упираясь верхним краем в сводчатую стену пещеры, но сам при этом располагался почти перпендикулярно полу.

Приблизившись, Эйла с удивлением увидела, что в нем отражаются стоящие в другом конце комнаты деревянные и плетеные сосуды и пламя стоящего возле них масляного светильника. Она в изумлении остановилась.

— Я вижу свое отражение! — воскликнула Эйла. Она дотронулась до гладкой поверхности. Кусок дерева, тщательно отполированный песчаником, был покрашен в черный цвет с помощью магнезии и до блеска натерт жиром.

— Неужели ты никогда не видела отражателя? — спросила Фолара. Она стояла у входа в комнату, умирая от любопытства, ей очень хотелось взглянуть на то, что же ее мать подарила Эйле.

— Такого не видела. Я знаю, как хорошо отражается все солнечным днем в спокойной воде, — сказала Эйла, — но в этом дереве все отражается прямо здесь, в полумраке спальни!

— Неужели Мамутои не делают отражателей? Ведь надо же посмотреть, как ты выглядишь, когда одеваешься для каких-то важных случаев, — удивилась Фолара. — Как же тогда они узнают, что хорошо выглядят?

Эйла на мгновение призадумалась.

— Они смотрят друг на друга. Неззи всегда проверяла перед ритуалами, хорошо ли принарядился Талут, и когда Диги — моя подруга — делала мне прическу, то все вокруг начинали советовать, как лучше уложить мои волосы, — пояснила Эйла.

— Понятно, Эйла, тогда давай поглядим, как смотрится на тебе это ожерелье, — сказала Мартона, надевая украшение на шею Эйлы и соединяя сзади его концы.

Восхищенно оглядев ожерелье и заметив, как отлично оно лежит на ее груди, Эйла поймала себя на том, что изучает собственное отражение. Она редко видела его, и черты собственного лица были знакомы ей меньше, чем лица этих людей, с которыми она лишь недавно познакомилась. Отражательная поверхность была довольно хорошей, но из-за тусклой освещенности помещения отражение выглядело темноватым. Она сочла себя довольно грязной, бесцветной и плосколицей.