Виктория Густовская, тридцатилетняя полная брюнетка, у которой майор жил еще в бытность мукомолом в Умани. Она могла многое рассказать о Миллере и его подчиненных. Мария Ильинична решила познакомиться и с ней. Несколько раз заводила она с Густовской разговор и наконец узнала, что та мечтает о собственном пианино. Груздова вспомнила, что на складе домоуправления, где немцы хранили награбленную мебель, было пианино.

— Хотите, — предложила ей Мария Ильинична, — я выдам со склада?

Густовская не удержалась от соблазна, поделилась разговором с Миллером, и тот вызвал к себе Марию Ильиничну.

У двери с табличкой «Вход запрещен» ее встретил рослый рыжеватый унтер.

— Подождите здесь, — указал он на диван. — Шеф сейчас выйдет.

Она и не спешила; села, осмотрелась: журнальный столик, несколько стульев, вешалка, кресло — обычная обстановка обычной квартиры.

Наконец Миллер вышел и любезно поздоровался с Марией Ильиничной.

— Правда, что вы могли бы дать Виктории пианино?

— Да, хоть сейчас.

Он постарался подчеркнуть свое расположение.

— Заходите, буду рад вас видеть.

Потом она не раз бывала в квартире Миллера — в его кабинете, в комнате Густовской и в других комнатах, но ни разу ей не удалось заглянуть в помещение, расположенное рядом с кухней: там помещалась секретная радиостанция.

Как домоуправ, она имела свободный доступ во все квартиры и не раз «случайно» попадала на встречи их хозяев со своей агентурой. Жители дома обязаны были сдавать ей свои фотокарточки, одну из которых она отдавала Максиму, а тот вместе с Митей Соболевым их переснимал.

Она сумела настолько войти в доверие к Миллеру, что тот, следуя ее советам, даже распорядился арестовать за «распространение листовок» преданного немецкого пса — следователя Русецкого, того самого, к которому приходил Владик Корецкий.

Однажды Миллер, пригласил к себе Марию Ильиничну, долго расспрашивал ее о родственниках и друзьях, живущих в советском тылу, о Москве, интересовался названиями улиц столицы, на которых ей приходилось бывать, знакомыми москвичами; прощаясь, спросил, не хотела бы она поехать на пару месяцев в Варшаву. О своей беседе Мария Ильинична рассказала Максиму.

— Он вербует тебя в шпионскую школу, — засмеявшись, сказал Максим. — Готовься к поездке в Москву. Соглашайся.

Главное — не терять головы

Квартира, в которой Мария Ильинична поселилась по заданию Максима, нужна была для работы. Жить в ней Максиму было опасно, да и ей тоже. Одна в пустых комнатах, в доме, набитом гестаповцами. Чьи-то шаги на лестнице. Где-то стреляют, кто-то кричит, прощаясь с жизнью… В такие ночи она особенно остро ощущала никогда не покидавшее ее чувство тревоги — тревоги не за себя, а за Максима, за жизнь которого она отвечала перед своим народом. Ей иногда казалось, что сейчас вот, пока она тут одна в безопасной пустой квартире на Кузнечной, за ним пришли гестаповцы или возле дома уже устроена засада и некому его предупредить.

Но приходило утро, она бежала домой, а его там уже не было. Как всегда спокойный, тщательно выбритый, элегантно одетый, он уже шагал на очередную встречу с одним из своих разведчиков, потом ехал куда-то на Подол инструктировать подпольщиков, а спустя немного времени его видели на конспиративной квартире, где он слушал передачу московского радио и редактировал листовки. Кому-то он помогал деньгами, кому-то — оружием. С одними обсуждал, как лучше организовать диверсию в железнодорожном депо, с другими — как устроить своего парня в городскую комендатуру. А после этого под вечер с видом человека, решившего основательно развлечься, направлялся к театру и ожидал там с букетом цветов приму киевской оперы Раису Окипную. И никому не приходило в голову, что за те несколько минут, что они, весело смеясь, беседовали у входа в театр, Раиса сообщает ему важные сведения, почерпнутые из бесед с высшими гитлеровскими чиновниками.

И так день за днем.

И все это в городе, где жизнь человека не стоила ничего, где убивали прямо на улице, без суда и следствия, только потому, что кому-то твоя внешность показалась подозрительной.

Каким же мужеством должен был обладать этот человек, чтобы так спокойно час за часом вести свою опасную работу! Как-то Максим попал в облаву, его потащили в полицейский участок. Несколько минут его жизнь была на волоске, но по дороге удалось бежать. Две недели потом он жил в квартире у Евгении Бремер.

Они постоянно ходили над пропастью. Однажды и Мария Ильинична чуть не сорвалась в нее и не увлекла за собой Максима…

Только они установили в квартире на Кузнечной второй радиоприемник — первый работал плохо, как немцы учинили там обыск. Груздова была на улице, когда увидела, что дом оцепили солдаты.

Обыск уже шел на третьем этаже. Черный ход, к счастью, был только в том блоке, где находилась ее квартира. Открыв «черную» дверь, она сняла туфли и в одних чулках кинулась к дивану, где были спрятаны оба приемника. Вытащила их в подвал и засыпала опилками. Побежала опять наверх. Голоса, шум уже рядом — обыск идет в соседней квартире. Схватила в охапку пистолеты, документы и опять в одних чулках вниз по лестнице. Возвратилась — немцы уже ломятся в ее дверь. Что делать? Открыть? Вызовет подозрение. Она надела туфли и вышла во двор. Зубы у нее стучали, когда она поднималась по парадной лестнице в свою квартиру. Но она постаралась как можно спокойнее спросить:

— В чем дело?

— Прошу открыть дверь, — резко ответил офицер, руководивший обыском.

Дверь была на трех замках. И сейчас, когда опасаться уже было нечего, она неторопливо открыла их один за другим и провела в квартиру гестаповцев. Обыскали. Ничего не нашли.

Случай спас Марию Ильиничну от гибели, а группу — от провала.

Фирма «Коваленко и компания»

Максим получил полное представление о всех укреплениях в районе Киева, о минных полях и заграждениях, о военных штабах и частях, о настроении и внутренней борьбе отдельных группировок среди гитлеровцев и их прихвостней. Он знал, где и какие находятся шпионские школы и кто ими руководит, на руках у него были фотографии агентов, засланных Миллером в наш тыл, а в тетради появлялись новые и новые их имена. И тут его постигла беда: великолепно организовав дело, он не мог передать в Центр ни одного донесения: рация не работала. Правда, он продолжал время от времени поддерживать связь по рации Соболева, но и там случилась неприятность.

Во второй половине октября 1941 года в Киеве, на улице Ленина в доме № 32 открылся крупный комиссионный магазин. Реклама, которая широко публиковалась в газетах, извещала жителей, что «Киевский торговый дом О. О. Коваленко» всегда имеет в