Гай ответил, что Дэвид путешествовал по всем Балканским странам и говорит на всех балканских языках.

— Балканы — это дикое место, — заявила госпожа Хассолель. — Там живут опасные чудовища. Я бы туда не поехала. В Германии было совсем по-другому. Там мы с Вилли брали трости…

И она принялась с нежностью вспоминать их жизнь в Германии.

Госпожа Дракер появилась только после того, как часы пробили половину третьего. Они с Дракером поженились только этим летом, и она еще не была знакома с Гаем, но поприветствовала его почти не глядя. Она была на несколько лет старше Саши; не еврейка; типичная румынская красавица — луноликая, черноволосая, черноглазая, как и полагается румынским красавицам. На ней было модное платье — черное, короткое, облегающее; жемчуга, большая бриллиантовая брошь и несколько колец с бриллиантами. В ее плавных движениях ощущалась восточная нега. Дракер не сводил с нее глаз. Она легко опустилась в кресло, подобно тому как опускается на землю перышко, и почти улеглась в нем, всем своим видом показывая, как тяготит ее окружающая компания, которую она не удостоила ни единым взглядом. Муж спросил у нее, не хочет ли она ţuică. «Oui, — ответила она, — un petit peu»[29].

Когда Дракер снова сел, дочка потянула его за рукав и что-то настойчиво ему зашептала, но его внимание теперь было всецело поглощено женой. Не добившись ответа, девочка с убитым видом посмотрела на мачеху.

Всех пригласили к столу. Госпожа Хассолель возглавила процессию, отправившуюся в столовую. Дракер сел во главе стола, а на другом конце расположилась госпожа Хассолель и принялась наливать всем густой куриный суп со сметаной из большой серебряной супницы. Госпожа Дракер заняла место в центре стола, между Сашей и господином Флором.

Дракер, оказавшись рядом с Гарриет, стал расспрашивать ее о том, какое впечатление произвел на нее Бухарест.

— Если не считать женщин из миссии, которые пользуются дипломатической неприкосновенностью, Гарриет — единственная англичанка, которая здесь осталась, — сказал Гай, с восхищением глядя на жену. Прежде чем он смог продолжить, госпожа Хассолель перебила его:

— Ну что вы, — резко сказала она. — Вы же знакомы с госпожой Никулеску? Она тоже англичанка. Вы с ней знакомы?

Она посмотрела на Гарриет, которая ответила, что не знакома с госпожой Никулеску. Гарриет взглянула на Гая, который отмахнулся:

— Белла Никулеску — очень утомительная женщина. У вас мало общего.

Услышав это, госпожа Тейтельбаум, щеки которой свисали по обе стороны рта, с энтузиазмом спросила:

— Вам она не нравится? Мне тоже. С вами она тоже была высокомерна?

Сестры Дракер повернулись к Гаю, рассчитывая на скандал, но тот наивно ответил:

— Нет, это я ее однажды расстроил. Меня единственный раз пригласили в гольф-клуб, а там как раз вешали портрет Чемберлена работы какого-то местного художника. Белла руководила процессом. Чудовищная картина. На раме было написано: «Человеку, Который Подарил Нам Мир», Чемберлен держал в руках цветок Безопасности, а ногой давил крапиву Опасности[30]. Я спросил: это что, патокой написано? А Белла ответила, что мне следовало бы с бóльшим уважением высказываться о великом человеке.

История была встречена без того энтузиазма, с которым ее выслушали бы друзья Гая. Госпожа Хассолель прервала всеобщее молчание, уговаривая Принглов съесть еще супу. Большинство присутствующих съели уже по две-три тарелки. Госпожа Флор отказалась, объяснив, что хочет похудеть. Гарриет попыталась сослаться на то же, но госпожа Хассолель и слушать ее не желала.

— Ни в коем случае! — воскликнула она. — Эдак вы совсем исчезнете.

За супом последовала осетрина, а затем подали закуску из говядины с баклажанами. Принглы сочли эту закуску основным блюдом, взяли себе добавки и были совершенно потрясены, когда на сцене вдруг появился гигантский ростбиф.

— Я ходила к Драгомиру, — сообщила госпожа Хассолель, — и велела дать мне вырезки, как это принято у англичан. Мы знаем, что вы едите много ростбифа. Так что берите по две, три порции.

Подавив таким образом Принглов едой, хозяева, казалось, расслабились и стали еще разговорчивее.

— Вы ищете квартиру? — спросила госпожа Флор у Гарриет. Та ответила, что начала поиски, поскольку всё указывает на то, что они задержатся.

— Что ж, — сказал Хассолель, — немцы сюда не придут. Румыны по-своему неглупы. В прошлую войну они захватили много земель. Теперь они попытаются усидеть на двух стульях сразу и отхватить еще немного.

Флор негодующе фыркнул и заговорил впервые с момента своего прихода:

— И что за война! Это же словно неразорвавшаяся граната! Сплошное безумие. Большие нации помышляют только о власти. Им и дела нет до тех, кто пострадает от этой войны.

— Говорят, что в Германии скоро случится экономический кризис, — примирительным тоном сказал Гай. — Это ускорит течение войны.

Он огляделся в поисках поддержки, но его слова были встречены ошеломленным молчанием. Госпожа Флор тревожно ерзала в кресле.

— Это будет кошмар! — воскликнула она. — Мы будем разорены!

Дракер по-черепашьи вытянул шею, чтобы присоединиться к беседе:

— Это всё английские слухи. Не будет никакого кризиса.

Последнее утверждение всех успокоило. Гарриет покосилась на Гая, но тот совершенно поплыл от съеденного и выпитого и даже не заметил устроенную им смуту. Или же притворялся, что не заметил. Она осознала, что ее муж готов простить своим знакомым всё что угодно.

Заметив ее взгляд, Дракер тихо добавил:

— Наш бизнес действительно во многом основан на собственности в Германии. Но это очень давние связи. Мы любим немцев не больше вашего, но не мы развязали эту войну. Нам надо выжить.

— Банкиры стоят на страже порядка, — перебила его госпожа Хассолель. — Это важные люди. За ними страна.

— А если порядок рухнет? — спросила Гарриет. — Если сюда придут нацисты?

— Они не станут с нами связываться, — самодовольно заявил Флор. — Не в их интересах. Им же не нужен экономический débâcle[31]. Если бы не мы, Румыния уже и так бы разорилась.

— Мы могли бы уже дюжину раз продать и купить эту страну, — торжественно добавил Тейтельбаум.

Казалось, только Дракер осознавал, что эти высказывания не помогают склонить Гарриет на их сторону. Он поднял руку, чтобы взять слово, но тут в разговор вмешалась самая младшая сестра.

— Мы работаем, копим деньги, приносим сюда средства, а они преследуют нас! — Она навалилась грудью на стол и уставилась на Гарриет своими кирпично-карими глазами. — В Германии мой муж был успешным адвокатом. У него был большой кабинет. Он приезжает сюда, а работать ему не дают. Почему? Он еврей! Приходится ему работать на моего брата. Почему они нас так ненавидят? Даже последний извозчик кричит на лошадь: «Пошла, жидовка!» Почему? Почему так?

Над столом повисла тишина — густая, заряженная, словно до этого вся семья кружила вокруг, и вот теперь один из