Рис. 31. Акведук

Штат рабочих возрос до 460 рабов, которых Клавдий взял на императорскую службу, поставив начальником над ними одного из своих освобожденных рабов, вольноотпущенника. Водоснабжение Рима, как и раздача хлеба, таким образом, стало признанной обязанностью императора.

В конце I века н. э. император Нерва назначил прирожденного администратора Секста Юлия Фронтину надзирателем за системой водоснабжения. Его отчет – единственный обстоятельный обзор, дошедший до нас, определенной части общественного управления в Древнем Риме. Это был, конечно, относительно небольшой элемент сложной системы делопроизводства огромнейшей империи, которую когда-либо знала Европа. Административная работа включала поддерживание контактов с командирами римской армии на полях сражений, с губернаторами провинций и целой армией императорских чиновников, что определенно требовало огромных затрат времени и большой штат работников. Дороги, храмы, рудники, каменоломни, императорская почта, чеканка монет и раздача хлеба также требовали много вдумчивой административной работы, помимо управления императорскими доходами, от чего зависела работа всей государственной машины. Она приводилась в движение с помощью рабского труда.

Страх перед рабами, в котором жили римляне на протяжении первых столетий до Рождества Христова и нашей эры, имеет много примеров. Любой раб, сделавший попытку выдать себя за свободного гражданина, мог быть приговорен к смерти. По древней традиции никто, кроме свободных граждан, не мог служить в римской армии; любой раб, завербованный в армию, мог быть подвергнут быстрой казни немедленно по обнаружении. Тем не менее рабов заставляли служить в армии, несмотря на это ограничение; они обеспечивали перевозки и выполняли всевозможный тяжелый ручной труд, а также становились казначеями войсковой казны. Во флоте использовалось большое число рабов после того, как Август приковал цепями 20 000 рабов к тяжелым веслам, чтобы ускорить ход военных кораблей. Однако даже здесь некоторые рабы неплохо себя чувствовали как кормчие и даже офицеры. Некоторые были вооружены для боя, чтобы присоединиться к свободнорожденным гражданам – солдатам, которые являлись основной опорой флота в качестве боевой силы. Морские сражения решались числом и боеспособностью вооруженных людей, перевозимых на каждом судне, которые были скорее военно-транспортными, чем собственно боевыми кораблями; поэтому, когда сражение становилось очень жарким, весьма вероятно, рабов заставляли вступать в бой – ведь на кону были и их жизни тоже.

Пьесы Плавта (ок. 254 – 184 гг. до н. э.) изобилуют упоминаниями о жестоком обращении с рабами, а это было еще до большого наплыва в Рим рабов с Востока и из других стран. В одной из его лучших пьес отвратительный персонаж под именем Баллион изображен орущим на своих рабов и охаживающим их тяжелым кнутом.

Баллион

(к рабам)

Выходите, лентяи! Не стоило вас

Содержать и не стоило вас покупать.

Ведь из вас никому, никогда и никак

Настоящее дело на ум не придет.

Если этим примером мне вас не учить,

(показывает плеть)

Не добиться мне пользы от вас никакой.

Я подобных ослов никогда не видал;

До того под бичом огрубели бока!

Колотить вас – себе больше вредить,

От природы с побоями запросто вы!

Знаете себе одно лишь! Случай есть – тащи, тяни,

Грабь да пей, беги. Вот это —

Ваше дело...

Пьесы изобиловали угрозами наказаний, брани, побоев, порки, переломов лодыжек, пыток, а также всегда присутствующим страхом смерти на кресте, к чему любой из рабов мог быть приговорен. В другой пьесе раб говорит, что могилой ему будет перекресток двух дорог; там лежит его отец, дед, прадед и прапрадед. Тем не менее большинству рабов удавалось избегать побоев, и многие из них делали свой вклад в счастливый конец пьесы, заслужив себе свободу.

Уже в эти давние времена многие римляне не оставались в неведении о жалком положении своих рабов. Когда раб в другой пьесе Плавта говорит своему хозяину, что по природе все люди свободны и естественно, что все хотят свободы, ведь рабство – хуже любого зла, хуже любого бедствия, и того, кого Юпитер ненавидит, он обращает в раба, его хозяин соглашается с тем, что в словах раба есть доля правды. Это созвучно Цицерону, который сотню лет спустя утверждал то же самое: «За всеми нами одинаковое число поколений. Происхождение всякого лежит за пределами памяти». Платон говорит: «Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода». Однако даже при жизни Цицерона один его друг, ученый Варрон, писал о трех главных инструментах, которыми владели земледельцы и которые должны были им помогать: бессловесные, такие как повозки; обладающие нечленораздельной речью – такие как волы, и те, что обладает даром речи – рабы. Если не считать жестокости некоторых немногочисленных хозяев и хозяек, ужасы римского рабства значительно умерялись гуманным отношением ко многим рабам их внимательными и заботливыми господами. Нам известно, что во времена преследований и опасности для жизни рабы преданно служили и защищали многих своих хозяев из благодарности и любви, и все это даже ценой собственной жизни. В общем, такое положение имело некоторое сходство с домашней прислугой в домах знати в Англии и Ирландии в XVIII и XIX веках. Хотя такой образ жизни навевает некоторые мрачные воспоминания о тяжком труде за низкую плату, о жилище безо всяких удобств на чердаках и в подвалах, огромное число «домашней челяди», несомненно, извлекало больше из своей тяжкой жизни, заполненной монотонностью службы, чем могло бы в случае любого другого доступного им занятия. Безопасность, защита, элегантное окружение, общение со своими товарищами-слугами и более широкие интересы, зачастую жизнь в большом хозяйстве, что мог позволить себе пользующийся известностью владелец, были плюсами, которые нельзя не принять во внимание. Многие римские рабы имели похожие преимущества, все из которых, видимо, при состоятельном и добром хозяине придавали жизни больше значимости, чем для свободнорожденного, старающегося изо всех сил добыть сомнительные средства к существованию на земле или на море. Некоторым рабам могло исключительно повезти, как тем, которых оставляли присматривать за одной из сельских или приморских вилл своего богатого хозяина. Рабство тогда ничуть не отличалось от жизни свободнорожденного смотрителя. В больших хозяйствах непременно существовали градации полномочий и положений среди самих рабов, точно так же как дворецкий и домоправительница властвовали в помещениях, отведенных для слуг, в дни аристократических домов в Англии, и многие пороки рабства скорее происходили от тех, кто занимал такие посты, дававшие им хоть небольшую, но власть, чем от самого рабовладельца. Когда рабы могли ожидать повышения до таких «руководящих» должностей и они служили доверяющему им хозяину, они могли в достаточной степени избавиться от чувства превосходства и в то же время крайней беспомощности, которое, естественно, вызывало рабство.