Миссис Пенкалдрон постучала в кабинет Бренды.

— Произошло небольшое изменение, доктор Линдон, — сказала она. — Ваши семинары будут проходить в аудитории Баррингтона.

Глупая улыбка не сходила с лица Бренды, даже когда она скомкала свой список зажигательных феминистических произведений и выбросила его в мусорное ведро. Сначала капучино, затем новости о преподавании в двух группах в следующем году, а теперь аудитория Баррингтона, которая была королевской регалией факультета. Ее использовали по особым случаям (заседания кафедры, праздники), а еще Сюзанна Атела в этой аудитории проводила занятия со своими аспирантами. Там был длинный полированный стол эпохи королевы Анны, а на стене висела подлинная работа Джексона Поллока.

— В аудитории Баррингтона? — переспросила Бренда.

— Да, — ответила миссис Пенкалдрон. — Идите за мной.

Они прошли в конец тихого коридора, где важно вырисовывалась темная филенчатая дверь.

— А теперь, — сказала миссис Пенкалдрон, — я должна ознакомить вас с правилами. Никаких напитков на столе — ни банок, ни бутылок, ни стаканчиков с кофе. Вы должны сами открывать и закрывать аудиторию и никогда не оставлять студентов наедине с картиной. Capiche?[12]

— Capiche, — ответила Бренда.

Миссис Пенкалдрон одарила Бренду долгим и решительным взглядом.

— Это очень важно. Картина была завещана кафедре Уитмоном Баррингтоном, и она очень дорого стоит. То же самое касается стола.

— Понятно, — сказала Бренда. — Никаких напитков.

— Каких бы то ни было, — уточнила миссис Пенкалдрон, — а теперь я скажу вам код.

Бренда попробовала открывать и закрывать дверь, включать и отключать сигнализацию с помощью длинного сложного кода, и миссис Пенкалдрон оставила ее одну.

— Надеюсь, вы понимаете, доктор Линдон, какая привилегия — преподавать в этой аудитории, — сказала лаборантка и ушла.

Бренда выбросила свой стаканчик с капучино в мусорное ведро, разложила бумаги во главе стола эпохи королевы Анны и посмотрела на картину. Эллен Линдон хорошо разбиралась в искусстве и прививала хороший вкус своим дочерям при помощи многочисленных походов в музеи. Это началось, как только Вики и Бренда выросли из пеленок. Но на самом-то деле, подумала Бренда, на самом деле, на самом-то деле — разве не была эта картина Поллока всего лишь разноцветной мазней? Кто тот человек, который определил Поллока в великие художники? Неужели некоторые люди видели в этой мазне вселенскую истину или Бренда была права и это был полный абсурд? Литература, по крайней мере, целенаправленна; в ней есть смысл. В искусстве тоже должен быть смысл, считала Бренда, а если смысла в нем нет, то оно должно быть красивым. У Поллока не было ни того, ни другого, но его картина висела здесь, и Бренда, вопреки собственным убеждениям, была восхищена.

И в тот момент, когда Бренда восхищалась, сама не зная чем, в аудиторию вошел какой-то мужчина. Это был очень красивый мужчина с кожей оливкового цвета, темными глазами и коротко подстриженными волосами. Он был возраста Бренды, высокий и крепкий, как работник фермы, хотя одет он был, как Джон Китс, — в мягкий свитер бордового цвета и серый шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи. За ухом у него торчал карандаш. Бренда подумала, что он, вероятно, аспирант, один из учеников Сюзанны Атела, и забрел сюда случайно.

— Привет, — сказала Бренда.

Он кивнул.

— Как поживаете? — У него был сильный австралийский акцент.

— Это семинар по Флемингу Трейнору, — сказала она. — А вы…

— Джон Уолш, — представился он.

Джон Уолш. Это был Джон Уолш. Бренда чувствовала, как ее покидает здравый смысл. Она не была к этому готова — мужчина в ее группе, взрослый мужчина, не мальчик. Он был очень красив, намного красивее, чем девушки, которые забежали в аудиторию Баррингтона после него, словно крысы за Крысоловом.

Бренда пошевелила ногами в кожаных туфлях и опустила глаза, уставившись на свой восхитительный учебный план. День первый, минута первая: все ее внимание было приковано к единственному студенту мужского пола.

Когда все уселись, она откашлялась и осмотрела аудиторию на предмет жестяных банок или бутылок с водой. Ничего не было. Должно быть, миссис Пенкалдрон оставила записку на двери.

— Меня зовут доктор Бренда Линдон, — сказала Бренда. — Вы можете называть меня, как вам удобно, — доктор Линдон или Бренда. Мы с вами будем изучать роман Флеминга Трейнора «Невинный самозванец» и проведем сравнительный анализ концепции личности у Трейнора с аналогичными концепциями современных авторов. Все смогли достать книги?

Кивки.

— Хорошо, — произнесла Бренда. Она посмотрела на свои руки: они шелушились и дрожали. Ей нужна кренотерапия. Бренда отметила в уме, что по возвращении домой нужно позвонить Вики. — Ваше задание на четверг — первые десять глав книги, и я попрошу вас прочитать вторую половину к следующему вторнику.

Она ждала неминуемых возгласов протеста, но снова увидела кивки. Среди ее студентов была женщина в инвалидной коляске, чернокожая женщина с прической «афро», индианка с ногтями цвета красной смородины. Еще были девушки со светлыми, темными и фиолетовыми волосами. И еще был Джон Уолш, в чью сторону Бренда не смотрела.

— Вот ваша программа на семестр. — Она на секунду закрыла глаза, слушая шелест передаваемой бумаги. — Вы будете оценены по двум работам: одна в середине семестра, одна в конце. Вы также будете получать баллы за участие в обсуждениях, поэтому, пожалуйста, предупреждайте меня, если вас не будет на занятии. Я принимаю по четвергам, с девяти до одиннадцати.

Бренда дала студентам номер своего сотового и адрес электронной почты. Она взглянула на Джона Уолша и была одновременно обрадована и подавлена, увидев, что он достал из-за уха карандаш и записывает ее номер телефона и адрес в маленький блокнот на спирали.

Бренда попросила студентов по очереди назвать свои имена, сообщить, откуда они родом, и сказать пару слов о себе. Она специально начала с противоположной от Джона Уолша стороны — с девушки по имени Амрита, которая приехала из Индии, из города Бангалор. Амрита сказала всем, что выбрала этот курс, потому что прочла в газете «Пен энд фезер», что в прошлом семестре доктор Линдон получила самый высокий балл за преподавание.

— Я здесь уже три года, — сказала Амрита. — Я встретила множество блестящих умов, но до сих пор не встречала ни одного достойного преподавателя.

— Спасибо, — произнесла Бренда. — Кто следующий?

Какая-то девушка продолжила, и Бренда, слушая вполуха, делала заметки возле каждого имени. Дженни в инвалидной коляске была членом Демократической партии из Арканзаса, Мэллори и Келли были двойняшками: Мэллори носила узенькие «кошачьи» очки, а Келли, у которой были фиолетовые волосы, снималась в роли второго плана в сериале «Люби, но не сейчас». Среди студентов Бренды были три девочки с именем Ребекка, девушка из Гваделупы по имени Сандрин, игравшая на гитаре в группе под названием «Френч Тоуст», чернокожая женщина Мишель Натанс, которая недавно перевелась из Маракеша, а также низенькая, приземистая Эми Фельдман, которая изучала японский и была страстным приверженцем суши. После того как ее подтолкнула к этому одна из Ребекк, Эми призналась, что ее отец — президент студии «Марки филмз». Последняя девочка, по имени Айви, сообщила, что она из Верхнего Мичигана и лесбиянка.