Из оставшихся тринадцати повезло одному — или он оказался достаточно ловок. Сергей Бохан был офицером советской военной разведки, работавшим в Афинах. Ему срочно приказали вернуться в Москву на основании того, что у сына сложности с экзаменами в военной академии, где тот учился. Однако через друзей он узнал, что сын учится прекрасно. Нарочно опоздав на заказанный рейс домой, он обратился в отделение ЦРУ в Афинах, и его поспешно вывезли оттуда.

Остальные двенадцать были схвачены. Некоторые на территории СССР, другие за границей. Последним приказали вернуться под различными предлогами, которые все были ложными. Всех арестовали сразу же по прибытии.

Бояров сделал правильный выбор: все двенадцать были добросовестно допрошены, и все двенадцать сознались. Альтернативой для них был только ещё более добросовестный допрос. Двое через несколько лет бежали из лагеря и теперь живут в Америке. Остальные десять прошли через пытки и были расстреляны.

Примерно посередине Сент-Джеймс, небольшой, с односторонним движением улицы, ведущей к северу, находится ничем не отличающийся от других серый каменный дом с синей дверью. На доме нет вывески. Для тех, кто знает, что это за дом, найти его не составляет труда; те же, кто не знает, не испытывают побуждения войти в него и проходят мимо. «Брукс клаб» не афиширует себя.

Однако это любимое местечко, куда заходят промочить горло чиновники из Уайтхолла, находящегося неподалёку. И здесь 22 июля Джеффри Марчбэнкс встретился за ленчем с редактором «Дейли телеграф».

Брайану Уортингу было сорок восемь, и два года назад, проработав журналистом более двадцати лет, он получил предложение канадского владельца Конрада Блэка уйти из «Таймс» и занять освободившееся редакторское кресло. Его биография была биографией иностранного и военного корреспондента. В молодости он участвовал в освещении кампании на Фолклендах, его первой настоящей войны, а позднее в Персидском заливе, в 1990-1991 годах.

Марчбэнкс заказал столик в углу, достаточно далеко от других, чтобы его не подслушали. Не то чтобы кто-то мог даже и помыслить об этом — в «Бруксе» никому и в голову не придёт подслушивать чей-то разговор, — но от старых привычек трудно отказаться.

— Кажется, я говорил у Спурнула, что работаю в министерстве иностранных дел, — сказал Марчбэнкс, когда они приступили к креветкам в горшочках.

— Да, что-то вспоминаю, — подтвердил Уортинг. Он испытывал большие сомнения в том, стоило ли вообще принимать это приглашение. Его день, как всегда, начался в десять и закончится после захода солнца, и трата двух часов на ленч — а всего трёх, если считать дорогу от Кэнари-Варф до Вест-Энда и обратно, — должна была окупиться.

— Так вот, по правде говоря, я работаю в другом здании, чуть дальше по набережной, если идти от Кинг-Чарльз-стрит, и на другой стороне, — объяснил Марчбэнкс.

— А-а, — произнёс редактор. Он знал все о Воксхолл-кросс, хотя никогда там не был. Возможно, ленч кое-что всё-таки даст.

— Объект моего особого интереса — Россия.

— Не завидую вам, — сказал Уортинг, уничтожая последнюю креветку на тонком ломтике чёрного хлеба. Крупный мужчина, отличающийся большим аппетитом. — Катится к чёрту от нищеты, я полагаю.

— Что-то в этом роде. После смерти Черкасова следующим событием, кажется, станут приближающиеся президентские выборы.

Оба помолчали, пока молодая официантка ставила на стол бараньи котлеты с овощным гарниром и графин кларета — клиентам от ресторана. Марчбэнкс разлил вино.

— Это ясно само собой, — заметил Уортинг.

— Именно такова наша точка зрения. Коммунисты выдохлись за эти годы, чтобы вернуться к власти, а реформаторы дезорганизованы. И кажется, ничто не помешает Комарову стать президентом.

— А что, это так плохо? — спросил редактор. — Последний раз, когда я видел его, он, казалось, говорил разумные вещи. Исправить положение с валютой, остановить сползание к хаосу, прижать мафию. Все в таком роде.

Уортинг гордился прямотой своих высказываний, и порой его речь звучала резко.

— Вы абсолютно правы, звучит прекрасно. Но в нём все ещё много загадочного. Что в действительности он намеревается делать? Каким именно образом он намерен это делать? Он заявляет, что презирает иностранные кредиты, но как он собирается обойтись без них? Точнее, не попытается ли он ликвидировать долги России, расплатившись ничего не стоящими рублями?

— Не посмеет, — сказал Уортинг. Он знал, что «Телеграф» имеет своего постоянного корреспондента в Москве; правда, в течение некоторого времени он не получал ни строчки о Комарове. Вполне возможно, что этот ленч не будет пустой тратой времени.

— Думаете, не посмеет? — возразил Марчбэнкс. — Мы не уверены. Некоторые его выступления звучат довольно экстремистски, в то время как в частных беседах он убеждает своих собеседников, что он вовсе не такой страшный. Какой же он на самом деле?

— Я мог бы попросить нашего человека в Москве взять у него интервью.

— Боюсь, едва ли ему предоставят такую возможность, — предположил разведчик. — Думаю, почти каждый аккредитованный в Москве корреспондент регулярно обращается к нему с такой просьбой. Он даёт интервью исключительно редко, и подразумевается, что он ненавидит иностранную прессу.

— Послушайте, я вижу, у них есть паточный пирог, — сказал Уортинг. — Я закажу себе. — Британцы среднего возраста испытывают большое удовольствие, когда им удаётся поесть что-нибудь из того, чем их кормили в детском саду. Официантка принесла паточный пирог для них обоих. — Итак, как же подобраться к этому человеку? — спросил Уортинг.

— У него есть молодой советник по связям с общественностью, к чьим советам он, кажется, прислушивается. Борис Кузнецов. Очень умён, получил образование в одном из американских колледжей Айви Лиг[11]. И если существует ключ к Комарову, то это он. Нам известно, что он читает западную прессу каждый день и особенно любит статьи вашего Джефферсона.

Марк Джефферсон был сотрудником и постоянным автором статей на развороте «Телеграфа». Он писал о политике, внутренней и внешней, выступал как прекрасный полемист и ярый консерватор.

Уортинг медленно жевал кусок своего паточного пирога.

— Это мысль, — наконец произнёс он.

— Видите ли, — сказал, оживляясь от удачи, Марчбэнкс, — постоянных корреспондентов в Москве на пенс пара. Но известный очеркист, приезжающий для создания настоящего портрета будущего вождя, человека будущего и прочая чушь, — это может их заинтересовать.

Уортинг задумался.

— Может быть, нам следует подумать о статьях-портретах всех троих кандидатов? Так сказать, для баланса.

— Прекрасная идея, — подхватил Марчбэнкс, который вовсе так не думал. — Но Комаров — это тот, кто привлекает людей тем или иным образом. Другие два — ничтожества. Послушайте, а не подняться ли нам выпить кофе?