– Что бы то ни было, – сказал он тихо, – я все равно буду любить тебя.

Будет ли? Она сделала медленный вдох.

– Я сказала тебе, что когда-то один мужчина причинил мне боль и с тех пор я стала бояться секса. – Она произнесла эти слова почти скороговоркой. Его улыбка застыла. – Но это была моя вина, – ее голос был тих, словно шелест листвы.

– Если кто-то причинил тебе боль, то как это может быть твоей виной?

И Айви рассказала ему.

Она начала со смерти своего, отца. Как ее мать через два года вышла замуж за отца Кей.

– Я любила его всем сердцем, почти так же, как и моего настоящего отца. – Ее голос задрожал. – Поэтому, когда он умер, когда оба они умерли – моя мама и мой отчим…

– Ох, солнышко. Давай, ты не будешь ничего рассказывать, раз тебе так тяжело.

– Тебе нужно это знать, Дамиан. А мне нужно рассказать тебе.

Он кивнул.

– Это было просто ужасно. Если бы не Кей, я не знаю, что бы со мной случилось.

– Кей, – повторил он, и его губы сжались.

– Мне было десять, а ей четырнадцать. Мы никогда не были особенно близки, но когда наши родители погибли… – Айви тяжело вздохнула. – Нас отправили в одну семью. Вместе. Все, в общем-то, было нормально. Но затем, уже в другой семье, меня обвинили в том, что я украла деньги…

Дамиан стащил ее с шезлонга на свои колени и крепко прижал к себе.

– Тебе совсем не надо рассказывать мне такие вещи, – сказал он, пытаясь скрыть от нее свое возмущение, возмущение человека, который представил себе ребенка, попавшего в государственную систему патронажа, – одинокого, никому не нужного.

– Я не брала эти деньги, Дамиан! Я не знаю, кто это сделал, но они отправили меня назад, в приют…

Господи, как ему было больно это слышать! И он знал, почти наверняка, кто взял эти деньги и за кого пришлось нести наказание Айви.

– А затем они отправили меня в еще одну семью. К тому времени Кей исполнилось восемнадцать, и она уже могла жить одна.

– Айви. Я люблю тебя. Не надо…

– Мне нужно рассказать это тебе, чтобы ты понял, почему я согласилась выносить ребенка Кей.

– Моего ребенка, – сказал он тихо.

Айви кивнула.

– Я стала жить с семейной парой. Жена не обращала на меня никакого внимания, но муж… он был добр со мной. Говорил мне, что всегда хотел, чтобы у него была дочь. Его собственная маленькая девочка. Он покупал мне вещи. Подарил куклу. Я уже вышла из того возраста, чтобы играть в куклы, но никто не дарил мне ничего с тех пор, как умерли наши родители…

– И ты была благодарна ему, – сказал Дамиан, вдруг почувствовав, как холод закрадывается ему в сердце.

– Благодарна. И счастлива, несмотря на то, что не видела Кей. Я понимала, – сказала она быстро, заметив, что Дамиан удивленно поднял брови, – что она была очень занята. На работе. С друзьями. Она была уже взрослая, а я… – ее голос сорвался. – Этот человек говорил, что знает, как мне одиноко. И он стал приходить ко мне в комнату – поправить мне одеяло, поцеловать в щеку и пожелать спокойной ночи. Я думала, он был…

– Что этот подонок сделал тебе?!

Она взглянула на него в испуге. Она видела его злым и даже в ярости, но никогда и не предполагала, что он может быть таким – его глаза стали черными, губы сжались, а руки так сдавили ее плечи, что наверняка останутся синяки.

– Он… он изнасиловал меня…

Дамиан так грохнул кулаком по столику, что чуть не проломил его крышку. Его руки обвились вокруг нее, и, зажмурившись, он крепко прижал ее к себе.

– И… и это моя вина.

– Что?!

– Моя вина, Дамиан. Правда, я не считала так, но потом я позвонила Кей. Она приехала. И когда я рассказала ей, что случилось, она дала мне понять, что я сама спровоцировала этого мужчину. Что я не должна была позволять ему поправлять мне одеяло, целовать меня на ночь и покупать мне эту куклу.

Дамиан поцеловал ее. И не было другого способа остановить этот хлынувший поток наполненных болью слов, кроме как прижаться к ее губам и целовать до тех пор, пока наконец он не почувствовал на своих губах ее горячие, соленые слезы.

– Айви, – прошептал он, – солнышко мое, это совсем не твоя вина. Будь проклята Кей за то, что сказала тебе такое!

– Но я должна была знать…

– Что? Что этот негодяй может воспользоваться горем и одиночеством маленькой девочки, чтобы утолить свою преступную похоть? – Дамиан обнял ее и тихонько покачал из стороны в сторону. – Айви, милая, ни один человек и не подумал бы, что это твоя вина. Наверняка, когда ты заявила об этом…

– Я не заявила.

– Почему? – изумился он.

– Он сказал, что, если я это сделаю, он будет все отрицать. И если врач осмотрит меня, то он скажет, что поймал меня с соседским мальчишкой. Атак как меня уже обвинили в краже денег, то они поверят ему, а не мне. И я знала, что он прав, что никто не будет меня даже слушать…

На этот раз столик не выдержал. Дамиан с такой силой опустил на него свой кулак, что крышка разлетелась на части.

– Кто? Кто этот человек? Скажи мне его имя. Я убью его!

– И тогда Кей взяла меня к себе. Ты понимаешь? Она спасла меня, Дамиан. Она спасла меня. Если бы она не забрала меня оттуда…

– Она не спасла тебя, – сказал он жестко, его акцент усилился, мысли потекли на греческом. – Она тебя использовала. Она сказала тебе, ребенку, что ты виновата в собственном изнасиловании!

– Она заставила меня увидеть, насколько я была глупа, Дамиан.

– И потом она ждала, эта сукина дочь, пока придет время, когда она сможет потребовать плату за свое благодеяние, – прошипел он сквозь зубы, потому что сейчас наконец понял, почему Айви согласилась родить для Кей ребенка.

– Нет, – ее голос дрогнул. – Ты не понял. Я в долгу перед ней за то, что она спасла меня.

– Айви, – замотал головой Дамиан. – Послушай. Ты сама спасла себя…

– Нет. Если бы я сама себя спасла, я бы просто никогда не позволила случиться тому, что случилось.

– Солнышко, ты же думала, что он любит тебя как отец. И как ты вообще могла вообразить себе что-то другое? Ты же была ребенком. Невинным. Одиноким. – Он замолчал и, взяв в ладони ее лицо, посмотрел ей в глаза. – Кей солгала тебе. Это не было твоей виной.

– Нет? – прошептала она.

– Абсолютно. – Он вздохнул. – Но Кей посеяла зерно, и она знала об этом. А через много лет она потребовала от тебя…

– Родить для нее ребенка, – кивнула Айви, и слезы потекли по ее щекам. – О Дамиан, как я не хотела этого! Я говорила: нет, я не могу носить в себе ребенка, чувствовать его движения, увидеть, как он появится на свет, и… и отказаться от него.