— Упрямец Помпоний ведет себя хуже, чем когда мы видели его в последний раз. Если бы ты не помешала мне тогда применить к нему некую действенную меру, наверняка теперь не случилось бы с ним этой беды.

— Скажи же мне, о кичливый ворон, — с издевкой ответил другой голос, — каким же образом он помешал бы гибели любимой женщины?

— Да никаким, злоязыкая лиса, — ответил ворон, — зато он принял бы ее смерть со смирением. Когда тело испытывает такое, дух воспаряет к метафизике. Так утверждает Парменид в труде, который, к несчастью, утерян.

Сознавая, что на самом деле всего лишь вижу сон, я изо всех сил постарался вернуться в реальный мир. Когда мне это удалось, я увидел ворона, глядевшего на меня со свойственной птицам опаской. И сразу стало понятно, что это самый обычный ворон проник в дом через окно в поисках поживы. Я замахал на него руками, ворон каркнул и вылетел вон. При этом он выронил металлический предмет, который держал в клюве. Я узнал тот самый ключ от двери, что накануне валялся на полу. Подняв ключ, я отер его рукавом, чтобы убрать следы, оставленные мерзкой птицей. Потом решил испробовать его на деле и вставил в замочную скважину, но, как ни крутил, так и не сумел с ним справиться. В конце концов у меня не осталось сомнений: ключ предназначался для совсем другой двери. И тут я почувствовал, как в голове моей чуть-чуть приоткрылась некая завеса. Я громко вскрикнул и со всех ног кинулся прочь из этого дома. На улице меня ослепил дневной свет, и, сделав шаг, я обо что-то споткнулся и едва не рухнул на землю.

— А тебя зачем сюда принесло? — завопил я в гневе.

— Я пошел за тобой туда, где ты обычно ночуешь, — принялся объяснять Иисус, — и убедился, что ты уже ушел. Нетрудно было догадаться, где тебя искать. А куда ты так спешишь теперь? И почему ты кричал «эврика»?

— Нипочему. А спешу я туда, где тебе делать нечего. И оставь меня наконец в покое. Мне до смерти надоели и твоя назойливость и твои вопросы. Отныне я буду один делать все, что надо.

Слова эти я произнес не терпящим возражений тоном и быстро зашагал по дороге. Иисус пошел было следом, но сразу понял, что ему за мной не угнаться, и остановился. Я же мчался во всю прыть, пока, совсем запыхавшись, не добежал до рынка, где к этому часу уже кипела жизнь. Среди людей и скотины я принялся искать нищего Лазаря, будучи уверен, что он непременно собирает где-то здесь милостыню. И без особого труда нашел его.

— Лазарь, — сказал я, — мне нужна твоя помощь.

— Сколько ты мне заплатишь? — спросил тот.

— А без денег ты и палец о палец не ударишь?

— Нищета — мое ремесло, и кто же станет упускать выгоду. Что тебе от меня надо?

— Проводи меня туда, где похоронен богач Эпулон, но только немедленно, не теряя ни минуты и без лишних вопросов. Если сделаешь все как следует, получишь пять денариев. Это много, но мне не жаль потратить их ради благого дела. Только запомни: если ты вместо помощи попытаешься предать меня или же обмануть, пеняй на себя, ты крепко о том пожалеешь. Не так давно ты сам видел меня в сопровождении легионера. Он приставлен ко мне для выполнения любых моих приказов, так вот, ему велено отрубить тебе обе руки и обе ноги, если со мной что-нибудь случится. И еще оба уха. А теперь решай сам, как себя вести.

Он с минуту подумал, опершись на свой костыль, а потом сказал:

— Ты все наврал: у тебя нет пяти денариев, а Квадрат ищет тебя повсюду, чтобы свернуть тебе шею, потому что ты дважды его обманул. Но я отведу тебя туда, куда ты желаешь попасть, и ничего не стану просить в обмен за услугу. Я тоже хочу отдать свой долг Заре-самаритянке. Как-то раз мне довелось постучаться в ее дверь, прося подаяние. Она перевязала мои раны, смазав их маслом и вином. Потом накормила и напоила. Я обещал ей отплатить добром за добро, но мне так и не выпало случая исполнить свое обещание. А остальное тщета и ловля ветра.

Очень медленно, оба немощные, мы пересекли весь город, но только теперь я сделал это в обратном направлении, и вышли за городскую черту в месте, до тех пор мне незнакомом. Земля там была бесплодная, белесая и покрыта трещинами. Повсюду рос чертополох. В бронзовом небе зловеще кружили грачи. Вскоре по сторонам дороги стали встречаться перевернутые и разбитые могильные плиты. Это могилы тех, кому не дозволено покоиться на кладбище: лихих людей, клятвопреступников и тех, кто поклонялся новоявленным и сомнительным богам. Надписи, сделанные либо загадочными рунами, либо с помощью неведомых мне букв, либо странными иероглифами, были наполовину стерты дождями, ветрами и руками осквернителей могил. Некоторые могилы успели разрыть собаки, и вокруг валялись кости, высушенные солнцем. Чуть дальше, расположенные в некотором порядке, виднелись греческие и финикийские захоронения, а на склоне холма высились высокие прямоугольные башни, в каких хоронят своих умерших набатеи.

Наконец мы достигли еврейского кладбища, где царила тишина, но не наблюдалось следов разорения. И росли там уже не сорняки, а душистые травы, захоронения же были ухоженными и неповрежденными.

Лазарь привел меня к пещере, вход в которую закрывал огромный круглый камень, заменявший могильную плиту. Землю вокруг него совсем недавно кто-то ковырял лопатой. Нищий спросил:

— Что ты хочешь увидеть?

— То, что находится внутри, — ответил я.

Нищий Лазарь воздел вверх свои костлявые руки и воскликнул:

— Ты сошел с ума! Разве можно вскрывать захоронение! Но даже если бы это и было позволено, то скажи, каким образом ты собираешься сдвинуть тяжелый камень?

— Ты прав, Лазарь. Нам остается в очередной раз надеяться на помощь капризной Фортуны.

Я велел Лазарю подождать под печальными кипарисами, что росли на холме, куда он и направился, а сам я тем временем принялся осматривать камень, закрывавший вход в пещеру, в надежде отыскать хоть какой-нибудь зазор или щель. Не обнаружив ни того, ни другого, я присоединился к Лазарю, и мы растянулись на траве в ожидании дальнейших событий. Чтобы как-то занять время, Лазарь принялся перечислять свои недуги, а я погрузился в животворный сон, от которого меня пробудила внезапно наступившая тишина. Нищий вдруг отчего-то примолк. Прежде чем я успел задать ему хоть один вопрос, он зажал мне рот своей искалеченной рукой, а палец второй руки, целой, приложил к губам в знак того, что мне следует молчать. Я приподнялся и увидел три странных фигуры, которые двигались среди могил. Средней была, если судить по формам, женщина, укутанная с ног до головы расшитым золотом пурпурным покрывалом. Ее сопровождали двое мужчин крепкого сложения, возможно, гладиаторы, одетые в черные туники. Один из них нес в руках богато, украшенный сундук, другой тащил на плече странной формы мешок, внутри которого билось какое-то маленькое животное, наверняка предназначенное для жертвоприношения.

Процессия остановилась у пещеры богача Эпулона. Женщина тотчас пала на колени, произнесла непонятное заклинание и три раза ударилась головою оземь. Затем по ее знаку оба мужчины навалились на камень и, сдвинув его, открыли проем, через который все трое проникли в пещеру.