– Люблю тебя Геле. Никому не отдам.

– Нас поймают Чунта. Поймают и накажут, – томно отозвалась девушка, и ее голова слегка запрокинулась назад, выставляя лучам Ягницы тонкие нежно-алые губы. Она самую толику привстала на носочки, абы стать ближе к любимому и едва слышно дошептала, – надо вернуться.

– Если вернемся, – откликнулся Чунта, и голова его синхронно движению тела девушки подалась вниз. – Нас разлучат. Тебя выдадут за Тоилуна, а я не смогу жить без тебя.

Лбы возлюбленных соприкоснулись и оба они замерли в напряжении. Один слегка пригнув шею, другая едва покачиваясь на носочках.

– Я же Геле, – теперь стал шептать и юноша, жаждая, абы его слышала лишь любимая. – Не смогу без тебя жить. Ты для меня подобна Ниме, – он вскинул левую руку и указал на горящую бело-желтым светом, затянутую разрозненными облаками, Ягницу. – Подобна Даве и Мето, подобна этим цветам, чья красота очаровывает.

Чунта прочертив рукой от звезды Ягницы-Ниме полукруг, остановил ее движение подле лица Геле, и нежно провел перстами по коже щеки. Да не менее ласково придержал дланью подбородок. Он все также медленно склонил голову в бок и робко прикоснулся своими розовато-кремовыми устами до тонких нежно-алых губ Геле, вкладывая в тот поцелуй не только все испытываемые им чувства, но и само дыхание.

И тотчас мощное дуновение ветра просвистело подле Искры Тревзор, и, взвив вверх досель осыпавшиеся лепестки мака, забросало ими окаменевшие фигуры влюбленных. Единожды тот стремительный рывок вроде толкнул в спину Ику, отчего она резко дернула головой и качнулась вперед-назад. Еще миг того покачивания и взгляд старшего эдвайзора воззрился в достигающий груди цветок, чьи корзинки в форме желтого диска окружали язычковые лепестки. На этом крупном желтом диске сидел почитай в два пальца зеленый кузнец. Его удлиненное тело с крупной головой сжатой с боков и четко выраженными задними ногами зрительно качнулось вправо-влево, потому как, таким побытом, вновь дернулась, разворачиваясь влево в направление Геле и Чунты, Искра Тревзор. Ее движения стали замедленными, как и восприятие происходящего, едва заметного покачивания на желтом диске цветка зеленого кузнеца, или бегущих навстречу ей возлюбленных. Сейчас все потеряло быстроту движений, само ускорение, абы наблюдающий за ходом жизни мозг Исы успел все подметить.

Чунта и Геле днесь бежали, продолжая, впрочем, держать друг друга за руки. Их наблюдаемо медлительная поступь, сбивающая соцветия маков, соответствовала испуганным взглядам и открытым рта. Очевидно, они, что-то кричали, только начисто пропавший звук, лишь иногда отзывался в ушах старшего эдвайзора пронзительным стрекотом сидящего справа на цветке зеленого кузнеца, и слегка скрипучей мелодией музыкального инструмента, каковой древние лужичане называли кувиклы. Понимание их бега пришло также миг спустя, когда взгляд Искры вырвал идущих вскачь за ними четырех всадников. Кони, на которых восседали мужчины (внешностью и одеждой мало чем отличимые от Чунты), к удивлению старшего эдвайзора были низкими, с коренастым телосложением. Они имели короткую шею и недлинные ноги, вспять того голова их смотрелась крупной и тяжелой, посему во время движения она зримо заторможенно наклонялась вниз, а засим также не торопко, слегка подергиваясь, шла наверх. Без привычной гривы и с коротким в виде плетки хвостом, сии кони поросли густой длинной шерстью бурого цвета и смотрелись довольно-таки неповоротливыми. Несмотря на низкорослость и массивность, животные общим своим видом все же были похожи на коней.

Люди сидели на лошадях без седел, управляя ими при помощи узды, вставленной в рот, а их ноги намертво вошли в бока животных. Узду они держали в одной руке, а в другой сжимали холодное оружие с длинным лезвием. Миг спустя ассоциативно мозгом Ики распознанное, как пуддха – меч древних лужичан с длинным прямым обоюдоострым лезвием и небольшой чашей защищающей руку. Люди также, как кони двигались в замедленном темпе, перекашивая лица, поддергивая натянутыми на нем жилами, шевеля скулами, и широко открывая рты. Копыта коней опять же степенно опускаясь на оземь смахивали со стеблей, точно срезая, соцветия мака, переламывали тонкие ответвления трав и высекали из под себя кусочки почвы, яростно ударяющей их в брюхо.

Расстояние меж преследуемыми и преследователями неукротимо сокращалось, кони прилагали больше усилий, отворяли рты, сверкая железяками, вставленными туда, сбрасывая на собственную густую шерсть бело-розовые вязкие шмотки слюней. Еще совсем чуть-чуть и кони уже дышали в затылок бегущих возлюбленных. Чунта резко разомкнул руку и несильно подтолкнул Геле в бок и вперед, а сам рывком развернул голову. И тотчас сидящий на коне всадник, в темно-синем халате, полы которого развивались позади, а тканный пояс развязавшись, тянулся справа, самую толику хватаясь одним концом за выступающую коленку, взмахнул рукой и пуддхой. Мановение движения пуддхи, в отличие от досель воспринимаемого, оказалось быстрым. Не широкое, длинное лезвие зараз вошло в высокий ворот рубахи Чунты и единым, вновь медлительным движением отделило голову от шеи. Все еще бегущее тело юноши нежданно раскинуло в стороны руки, точно собираясь взлететь, ноги видимо дрогнули в коленях, заплелись меж собой, а голова, свершив кувырок, полетела вперед.

Широко раскрылись глазные щели на лице Чунты и явили его густо черные радужки, на побелевшие губы выплеснулся пунцовый поток крови, будто смешавшийся с последним словом: «Геле!» Вслед низринувшейся в траву голове, завалилось и само тягостно задрожавшее тело юноши, и, вторя тому эмоциональному мгновению в голос закричала Искра Тревзор, не столько пугаясь того, что теперь всадники нападут на нее, сколько страшась за упавшую в траву Геле.

Ноги Исы тот же миг перешли с состояния окаменения на шаг, а уже вмале она широко разведя руки в стороны (как дотоль это сделал погибший Чунта), понеслась навстречу лежащей в траве Геле, на голову, тело которой с копыт топчущихся подле коней летели кусочки почвы, перемолотые, раздавленные, поруганные соцветия мака и трав.

– Не троньте! Не троньте! – наконец, прорезался голос старшего эдвайзора, а из глаз россыпью вырвались слезы, залив не только щеки, оросив и нос, и губы, и подбородок.

Ноги Ики внезапно сошлись друг с другом, высокое соцветие бело-желтого цветка ударило, своим диском в лицо, тело судорожно дернулось. И Искра срыву и плашмя упала на оземь, теперь подминая и сам ударивший цветок, и близ растущие, под себя. Аромат переспевшего яблока ворвался в обе ноздри и разком зажужжало, застрекотало пространство луга над ней, чуть слышно отозвавшись звучным «чррр» с небес. Подбородок девушки болезненно врезался в каменный отломышек, пред очами показалась бурая почва, увитая тончайшим перепутьем древесных кореньев, а в мозгу возникла яркая картинка пережитого:

– Зачем вы приехали с охраной из Отделения Военного Ордена Академии Мозга, боитесь, что я убегу? – язвительно прозвучал голос Искры.

И на смену звуку пришло лицо Болорева Пелгома треугольной формы, с широким лбом, массивной нижней челюстью и мясистым подбородком. Его полноватые блекло-алые губы слегка изогнули уголки вниз, а столь лиричный, успокаивающий баритональный тенор мягко, впрочем, как и всегда отозвался: