В руках у Юрки ничего не было. Правая кисть повисла плетью после удара гимнастической палки. Он дико вращал черными глазами и смотрел, как несутся на него с топориками двое болванов, которые не отдают себе отчет в том, что творят. Хотя примерно то же самое можно было сказать и о самих налетчиках из первого интерната в момент визита в лагерь скаутов.

Ленька Ип впал в какой-то ступор. Наверное, впервые в жизни этот расторопный и шустрый паренек не нашелся, как быстро и оперативно отреагировать на ситуацию, определенно складывающуюся не в его пользу. Он, впрочем, обозначил попытку броситься скауту под ноги и сбить того, однако тот просто подпрыгнул, легко избежав контакта.

– Рва-а-а-ань! – завизжал тот, что первым подбегал к ошалевшему Рыжову. Кажется, он все-таки потерял и без того не бог весть какую голову, если даже лежащий на земле – в трех шагах от Юрки Пыжа – скаут попытался помешать своему же товарищу, схватив того рукой за щиколотку.

Пальцы рассекли пустоту.

…Илюха подскочил к скаут-мастеру Эрику и рывком выставил гимнастическую палку из его захвата. Между ним и Юркой Рыжовым было метров двадцать, так что догонять уже практически настигших того скаутов было бессмысленно. Илья прицелился и что было сил швырнул палку как копье. Сбалансированностью боевого копья она, конечно, обладать не могла, однако же попала концом меж лопаток скаута. Тот потерял равновесие, руку с топором повело, и он подскочил к Рыжову, будучи на мгновение обезоруженным.

Юрка тут же насадил его на неуклюжий, но убойный удар в челюсть с левой руки.

И вот тут на него вывалился с топором второй.

Остановить его уже никто не успевал. Рыжов успел пригнуться, и лезвие топора рассекло воздух в сантиметре от его затылка. Однако долго так продолжаться не могло: интернатский вожак был слишком крупным, чтобы в него нельзя было попасть. И потому уже следующий удар топора попал в цель. Лезвие зацепило ключицу и, прорубив грудную мышцу, выбило из Рыжова душераздирающий рев, чем-то напоминающий грохот штормового прибоя. Едва ли рану можно было назвать серьезной, да и рука наносившего удар была не слишком тверда…

Третий удар нанести ему уже не дали. С разных сторон бросились на дурня люди – в форме скаутов, в одежде интернатских воспитанников. Топор уже взлетел, но опуститься ему помешал Прутков. Он перехватил руку своего товарища и стал ее выкручивать, а подоспевшие Илюха и Ип свалили скаута и несколькими мощными ударами сбили с него возбуждение. Тот только пучил глаза и пускал кровавые пузыри, как приглушенная рыба.

– Братуха, ты как? – крикнул Ип.

Рыжов стоял на коленях. Взгляд его бессмысленно блуждал по лицам обступивших его людей. Общими усилиями удалось оторвать его здоровенную ладонь и наскоро обработать рану медикаментами, имеющимися в лагере скаутов. Впрочем, добрые две трети «разведчиков», в особенности те, кто мог ходить, поспешили ретироваться с места событий. Среди оставшихся были скаут-мастер Эрик и Прутков. Этот последний был смертельно бледен, но к нему уже подошел Илья и, хлопнув ладонью по плечу, сказал:

– Ладно. Молодец, помог. Будем иметь в виду.

Прутков не стал выяснять, что тот имел в виду. Сидел на корточках и держал на коленях желтую коробку с медикаментами, а Ленька Ип, как выяснилось, сын врача, а никакой не пролетарий, довольно умело обработал рану. При этом колюче отмахнулся от пары советов, осторожно поданных скаут-мастером Эриком.

Вот тут на месте событий появились двое: Борис Леонидович Вишневецкий, учитель истории, и Лева Паливцев, учащий тому, как в эту историю – и прескверную – можно влипнуть.

– Да что же тут такое творится? – фальшиво-картонным манером начал Лев Иванович и семенящим шагом подбежал к кругу людей, в центре которого полусидел на траве Юрка Рыжов и хлопотали вокруг него Илья и Ленька Ипатов. Потом взгляд его упал на перепачканный в крови топорик для рубки сучьев… – Мы этого так не оставим! – взвизгнул Лев Иванович.

Илья обернулся и встретился взглядом с Борисом Леонидовичем.

– Интересно, из-за каких ценностей вы старались на этот раз?.. – чуть слышно произнес учитель.

– Ты спросишь, почему именно так? – поинтересовался товарищ Лагин. – Ты думаешь, зря?..

– Юрку чуть не убили…

– Но не убили же. Уцелел. И не надо надрыва в голосе. Дело в том, что нам выпало такое время, – издалека начал Семен Андреевич. – Жизнь стоит мало, но жизнь, отданная за идею, – бесценна. И никакими поповскими побрякушками, золотыми или серебряными, ее стоимость не измерить.

– Юрку чуть не убили, – повторил Илья. Он сидел напротив товарища Лагина в глубоком кресле, прикрыв глаза. – Если бы еще чуть– чуть, не успели бы мы. Машет вдурняк топором, что тебе уголовник… Приходилось видеть таких – с бешеными глазами… А еще в коротких штанишках ходят, заповеди наизусть читают… Хотя что я на них? Тот же Ип на месте скаутов тоже полез бы с топором, будь тот у него. Отчаянный…

– Скауты ответят. Они обязательно ответят за это. Уже есть соответствующие предписания. В самом скором времени, уж поверь мне, скаутская организация города прекратит свое существование, а помещение их клуба будет отдано под нужды трудящихся.

– Мы ведь сами начали, товарищ Лагин, не так ли? Это же была… чистая провокация? Мы просто выполняли ваше задание. Как скауты выполняли задание своего мастера.

– Только я не стал бы сравнивать их задания и ваши.

– Да я бы тоже, – пробормотал Илья.

Они сидели в квартирке Лагина – довольно большой по площади, но обставленной с чрезвычайной скромностью, не то что жилище секретаря губкома Баранова, который нагло наволок туда антикварной мебели из числа конфиската. Нарочито доверительная атмосфера разговора и наличие в доме еще двух человек – дочери Лагина Розы и его воспитанницы Альки – ничуть не расслабляли Илью. Он был насуплен и насторожен. Настроение подростка легко учуял умный, опытный и проницательный Лагин. Он подлил себе в кофе немного коньяку и, сделав внушительный глоток, разлившийся по всему телу теплом и спокойствием, произнес:

– Илья, ты умный парень. Я не раз говорил, что в скором будущем сделаю на тебя ставку. То, что тебе не нравятся некоторые наши методы, только говорит о тебе как о человеке многообещающем и твердом. Ты просто не дозрел. Ничего. Это поправимо. Возможно, в тебе говорит твое происхождение и твое детское воспитание. В конце концов, беспризорники, свободно говорящие по-французски и по-английски, редкость.

– Уже давно – не свободно…

– Вот и ищи свободу в другом, совсем в другом! Какие там еще языки?.. Сейчас не языком, а руками и головой следует работать! – Коньяк воодушевил и зажег холодноватого и обычно сдержанного товарища Лагина. – А то, что работать приходится порой не очень чисто – с грязью и даже кровью… Ты ведь бывал в Петербурге и даже в Париже, так?

– Давно…