Постовые и дозорные разъезды эту карету останавливать не решались. А если кому-то, по серости его душевной, и приходило такое в голову, то объяснялся с ним начальник конвоя ротмистр Колевский, предпочитавший вообще ни с кем не объясняться. Или же объясняться так, что у интересующегося мгновенно исчезал всякий интерес к карете и ее высокородному таинственному обитателю.

Время от времени карета останавливалась у одного из домов, в котором квартировал тот или иной офицер, и из нее выходил невысокий человек в черном дорожном плаще, черной шляпе и с длинной черной шалью вокруг шеи. Он никогда не входил в дом. Ротмистр Колевский вызывал офицера во двор и тут же представлял его тайному королевскому советнику господину Вуйцеховскому, прибывшему из Варшавы с особым поручением короля и коронного канцлера князя Оссолинского.

Офицер – как правило, высокородный шляхтич – с недоумением смотрел на черного человечка в гражданском, почти карлика, с трепетом ожидая услышать нечто такое, что объяснило бы интерес к нему тайного советника, а следовательно, канцлера и даже самого государя. Но Коронный Карлик стоял перед ним, запрокинув голову и спокойно, с невозмутимостью палача, всматривался в лицо. При этом Вуйцеховский не чувствовал себя неловко оттого, что выглядит карликом, что он гражданский и что ему, по существу, нечего сказать вызванным к нему полковнику, подполковнику или майору.

Он всматривался в глаза офицера с таким искренним, неподдельным интересом, словно видел перед собой восставшего из праха Стефана Батория. И офицер постепенно поддавался гипнотической силе его взгляда и его молчания. Он начинал что-то бормотать по поводу того, сколько войска ему удалось собрать. Что повстанцы уже недалеко и что, если их не остановить где-то здесь, на подступах к Черкассам, они пойдут на Киев, а то и сразу двинут на Каменец и даже на Львов.

Он говорил и говорил, ожидая хоть что-нибудь услышать в ответ, уловить хоть какую-то реакцию. Но ее не было. Лицо Коронного Карлика оставалось безмятежно-равнодушным – и к офицеру, и к тому, что он говорил, и к тому, что, собственно, происходило сейчас в Украине.

Так и не произнеся ни слова, тайный советник короля и коронного канцлера, комиссар Его Величества по особым поручениям переводил взгляд с лица собеседника на небо словно молил, чтобы оно наконец-то заставило офицера умолкнуть, поворачивался, и так же молча, не спеша безмятежно возвращался к своей карете. После этого даже офицеры с очень крепкими нервами отчаянно крутили головами, пытаясь понять, кто из них двоих идиот и как им следует истолковывать визит этого гнома?

Когда на второй день слухи о странной карете с королевским гербом и еще более странном визитере из Варшавы дошли до коронного гетмана графа Николая Потоцкого, он сразу же понял, что «варшавский карлик в черном», как успели окрестить Вуйцеховского в Черкассах, есть не кто иной, как Коронный Карлик. Гетман тотчас же разослал гонцов во все полки выяснить, с кем этот черный гном встречался, что говорил, а главное, о чем расспрашивал. И был потрясен, узнав, что Коронный Карлик, в общем-то, никому ничего не говорил и ни о чем не расспрашивал, а лишь выслушивал трепетные доклады командиров, как выслушивают лепет сумасшедших.

«Не зря Оссолинский подослал его, не зря… – обиженно скрежетал зубами старый вояка, заряжаясь подозрением. Успев побывать во многих сражениях, он так и не сумел привыкнуть к придворным баталиям, в которых князь Оссолинский неизменно представал непревзойденным стратегом. – Канцлер, пся крев! Чего он суется сюда? Какого дьявола посылает своих шутов, вместо того чтобы срочно слать подкрепление?»

– Где этот… в черном?! – наконец разразился гетман, коршуном налетая на докладывавшего ему офицера-порученца графа Торунского.

– В городе. В Черкассах, ваша ясновельможность.

– Знаю, что не в Риме. Где именно? Кто его приютил?

– Госпожа Заславская. Вдова полковника.

– Лярва она, а не вдова. Но имение у нее порядочное. С польным гетманом Карлик уже встречался?

– Пока что нет.

– Когда я окончательно решусь вздернуть его, это добавит ему лишний обмылок.

– Вздернуть польного гетмана? – омертвевшими губами пробормотал Торунский.

– И его – тоже. Нет гарантии, что Оссолинский не взялся перессорить нас между собой. А сделать это несложно, поскольку Калиновский видит себя с булавой коронного гетмана, как монашка – в обнимку со святым Павлом.

Торунский – рослый, краснощекий тридцатипятилетний толстяк – по-драгунски расхохотался. Ему явно импонировал способ мышления гетмана. Как и совершенно ошеломляющий способ выражения своих мыслей.

– И что, господин Вуйцеховский не собирается добиваться моей аудиенции? – наконец-то спросил Потоцкий о том, ради чего в очередной раз затеял со своим адъютантом разговор о Коронном Карлике.

– Во всяком случае, до сих пор никак не выразил своего желания.

– Он что, решил, что это я стану добиваться аудиенции у него?

– Я кое-что успел разузнать об этом человеке. Говорят, что добиться у него аудиенции не всегда удается даже королю, – подтвердил майор свою репутацию «бесстрашного кретина».

– Тогда сделайте так, чтобы его привели, нет, приволокли сюда и швырнули к моим ногам. Как шпиона повстанцев. Или турецкого лазутчика. А то и беглого каторжника. На ваш выбор, граф. Но сегодня вечером он должен быть здесь, в моей резиденции, у моих ног.

– Человек, который появляется в ставке коронного гетмана, на двое суток откладывая визит к нему, очевидно, полагает, что кареты с гербом короля Польши и охранной грамоты короля, подкрепленной письмом коронного канцлера, вполне достаточно, чтобы его не тронули даже казаки Хмельницкого, не говоря уже об офицерах коронного гетмана, – столь же дипломатично, сколь и бестактно, напомнил Потоцкому его адъютант.

В Ратоборово Гяур прибыл под вечер. Над усадьбой витала непорочная сельская тишина. Омытые первым весенним дождем деревья сладостно дремали в черной неподвижности все еще не оживших крон, а над Сатанинским холмом медленно полыхало пламя огромного костра.

– Это что за огнище? – насторожился князь, едва оказавшись за недавно выложенной из камня, еще не завершенной надвратной аркой. – Что там происходит?

– Костер, – пожал плечами Хозар.

– Но это костер на Сатанинском холме.

– На Сатанинском, – спокойно подтвердил ротмистр. – Просто так на нем костров не зажигают.

– Просто так – нет, – молвил Хозар, и только тогда словно бы вырвался из своей тягостной дремы. – А что означает это огнище?

Пригнувшись к гриве, чтобы не задевать головой ветки, Хозар помчался выяснять, кто разложил этот колдовской костер. Но Гяур и сам не удержался, пустил коня напрямик, петляя между кронами деревьев. Слишком хорошо запомнился ему погребальный костер на вершине этого холма в ночь смерти слепой Ольгицы. Слишком мрачными представали услышанные потом от слуг княгини легенды.