— Вот, — он подал ей файловую папку, — здесь найдешь все — цены на землю вроде вашей, стоимость имущества, если вас все-таки обанкротят и выставят на аукцион. Не боишься, что такой подготовкой накличешь беду? — он внимательно посмотрел на девушку. — Мать знает, что ты попросила меня сделать?

— Нет, не знает. Но беду и кликать не надо, — она усмехнулась. — Мне кажется, я знаю, откуда она явится.

— Знаешь? Так чего же ты…

— Но в то же время и не знаю. Поэтому хочу все просчитать заранее.

— Ну вот и ответ на вопрос, у кого мужские мозги. — Он удовлетворенно потер руки и продолжил: — К тому же местечко у вас в Петракове — прелакомый кусочек. Здесь и то пахнет бывшим совхозом. — Он втянул носом воздух. — А от ваших норок — никакого запаха. От живых зверей!

— Может, вытяжку убрать? — поспешно проговорила Евгения и сама поморщилась. — Это я так, глупости говорю.

— Если уберете, я бы на месте норок умер. Они привыкли к свежему воздуху.

— Это правда, — согласилась она.

— Значит так, — словно подвел итог Дмитрий Павлович. — Мы с тобой люди конкретные. Сидя под этой липой, на берегу «Черного воробья», сказали друг другу правду. Она оказалась тоже черная. Можно тебя обнять по этому случаю?

Евгения кивнула:

— Можно. Только не очень крепко.

— Я сильный.

— Вижу, какие у вас мускулы!

— Тренируюсь. Если нет бороды, должны быть хотя бы мускулы. У меня ведь не женская фигура?

— Конечно, нет.

У Дмитрия Павловича фигура была мужская, но борода не росла.

— Но я все же не понимаю, — вернулась она к волнующему вопросу, — если у нас прибыльное хозяйство, почему его можно сделать банкротом?

Дмитрий Павлович обнял ее за плечи:

— Скажи, бывает белый воробей? А черный? А малиновый?

— Нет, — она засмеялась.

— Но ты сама так называешь эти пруды и не морщишься. Значит, как назовешь, так и будет. Все поверят и станут повторять. И мы с тобой давай повторим пройденное. — Дмитрий Павлович внимательно посмотрел на Евгению. — Итак, хозяйство банкротят. Потом устраивают аукцион. Вы покупаете хозяйство.

— Но деньги…

— Мать знает, где их взять. А я знаю, как их правильно оформить.

— Но… Вы прикинули, сколько надо денег? — Она вынула из папки бумаги.

— Конечно. — Он назвал сумму.

— Как много! — Она поморщилась.

— Нет, мало, — возразил он. — Поэтому вас и хотят купить — задешево!

— Вы думаете, маме столько дадут «сестры»?

— А если нет, тогда зачем нужны «родственные» отношения? — Он засмеялся. — Аукцион, я думаю, непременно произойдет. Послушай, давай пересядем к «Малиновому воробью». Интересно, почему это он — малиновый?

— Может, пел, как малиновка. Или малина росла на берегу… Думаете, там веселее?

— Конечно.

— А не лучше сесть у «Белого воробья»? Там такие два пенька… Я привезла пироги с капустой, угостимся…

Он встал, они перешли к третьему пруду, уселись на пни, Евгения достала свое угощение.

— А-ах, — простонал Дмитрий Павлович, отправив в рот пирожок целиком. Потом, блаженствуя, опустил голову девушке на плечо.

Цифровая камера, которая следила за ними из зарослей борщевика, тихонько сработала.

Они доели пирожки, потом сели в свои машины и разъехались. Дмитрий Павлович отправился дальше по шоссе, в Талдом, по делам. А Евгения повернула к Москве.

От «Волги», в которой ехала цифровая камера, ее отделяло машин двадцать, не больше…

— Ты сейчас где?

— Все там же, — ответила Евгения, плотнее прижимая трубку к уху. Лилька сидела напротив, и ей не хотелось, чтобы она узнала, кто звонит.

— Ты не одна? — спросил Костя.

— Да, — коротко ответила девушка.

— Чем занимаешься? — в его голосе она услышала нечто задевшее ее. Неужели ей может нравиться его ревность?

— Все тем же, — снова уклончивость прозвучала в ее голосе.

— Надеюсь, репеллентами, — услышала она. Ее брови удивленно поднялись.

— Откуда ты знаешь? — Она не говорила Косте, что уже несколько месяцев работает над «отманкой», как называла препарат. Может, Костя знаком с кем-то из Фонда защиты природы? Но при Лильке спрашивать не хотелось.

— Мне нравится их свойство отталкивать, а не привлекать, как феромоны.

Евгения почувствовала, что краснеет.

— А откуда ты про них знаешь?

— Во-первых, наслышан от тебя. Во-вторых, у меня появился собственный опыт. — Евгения вспыхнула. Вот как? Но Костино объяснение успокоило: — Я купил тетке Марии в подарок духи. — Евгения улыбнулась. Мария ей всегда нравилась, она ей тоже. — Она меня чуть не убила за них.

Евгения расхохоталась. Она смеялась и кашляла.

— Неужели?

— Можешь хохотать сколько угодно, — сказал он. — Но они навели меня на одну мысль. — Он вздохнул в трубку. — Помнишь, я говорил тебе, что не знаю, как все вышло тогда… с этой твоей Лилит. Но после этих духов для тетки я подумал: может, она чем-то таким в тот раз воспользовалась?

— Вот как? — Евгения выпрямила спину.

— Ты проверь, нет ли утечки из сейфов Ирины Андреевны.

— Хорошо, поговорим после. Прости, мне сейчас некогда. Срочное дело. Пока!

Евгения не хотела продолжать разговор, когда напротив сидела Лилька и ловила каждое слово. А у нее был на редкость тонкий слух и очень хорошее зрение. Она перехватила взгляд подруги, брошенный на дисплей мобильника, но тот уже погас.

— Звонит? По-прежнему? — тем не менее догодалась Лилька.

— Звонит, — подтвердила Евгения. — Не сломался.

— А мог бы, — хмыкнула Лилька. — Какой упорный.

— Прочный, — с улыбкой поправила Евгения.

— Ты про что? — Лилька нахмурилась.

— Я — про аппарат. Мне нравится эта марка. Хотя он довольно старый.

— А… А я…

— Ой, погоди. — Евгения перебила ее, схватившись за трубку телефона, стоящего на столе. — Мне надо срочно позвонить.

Лилька встала:

— Я пошла к себе. Зайду потом.

Она вышла, а Евгения вернула трубку на место. То, что сказал Костя, следовало обдумать. Она встала и заперлась на ключ.

Конечно, подобное подозрение у нее возникало. Но всякий раз одно и то же видение — две головы на одной подушке — заставляло сердце обливаться слезами. И ей не хотелось заниматься поисками причин.