Я рассчитывал, что одну номинацию смогу использовать для своих коллег из гравитационно-волновой обсерватории LIGO (Laser Interferometer Gravitational-Wave Observatory), которые, по слухам, ходившим в астрономическом сообществе в конце 2015 года, впервые в истории зарегистрировали гравитационные волны. Эти волны, предсказанные общей теорией относительности Эйнштейна, исходили от двух черных дыр с массами примерно в 30 раз больше солнечной, за несколько миллисекунд до их слияния. Подобно тому как корабль оставляет кильватерный след на воде, движущиеся массивные астрономические объекты создают гравитационные волны — «рябь» на ткани пространства-времени. Проект обсерватории LIGO был предложен в начале 1990-х годов Райнером Вайссом, Кипом Торном и Роном Древером, и постепенно вокруг него сформировался целый международный консорциум из тысяч ученых, который несколько десятилетий занимался поиском этой ряби пространства-времени. Я надеялся, что они опубликуют свои долгожданные результаты до 31 января. Но они отказались спешить с анализом, чтобы успеть к дедлайну, произвольно назначаемому Шведской королевской академией наук.

К счастью, детекторы LIGO смогли зафиксировать сигнал почти сразу после ввода установки в эксплуатацию. После месяцев кропотливого анализа более чем 1000 ведущих членов консорциума 11 февраля 2016 года команда наконец объявила о своем поразительном открытии. Многие считали, что это верное нобелевское золото. Восемь месяцев спустя, с приближением нобелевского сезона, слухи стали более интенсивными. Мало кто знал, что срок номинации истек до того, как ученые опубликовали свои результаты. Большинство считали, что премия должна достаться Вайссу, Торну и Древеру, хотя многие также называли Барри Бариша, который в 1994 году фактически спас проект LIGO, когда тот был признан «неперспективным», и с того времени успешно им руководил{9}.

Если бы команда LIGO успела к дедлайну 31 января 2016 г., даже Бариш признает, что вряд ли вошел бы в число лауреатов, учитывая «правило трех»{10}. В следующем году, когда был объявлен приз 2017 года по физике, тройка была уже немного другой: Райнер Вайсс, Кип Торн и Барри Бариш, где нобелевское золото вручалось с формулировкой «за решающий вклад в детектор LIGO и за наблюдение гравитационных волн». А почему не Древер?

Тогда как гравитационным волнам, движущимся со скоростью света, потребовалось 1,3 млрд лет, чтобы достичь детекторов LIGO, всего 11 дней изменили судьбу Нобелевской премии по физике 2017 г. Рон Древер, один из трех отцов-основателей LIGO, умер 7 марта 2017 года в возрасте 85 лет, через год после того, как команда LIGO объявила о своем открытии.

Никто не сомневался, что лауреаты Нобелевской премии 2017 года достойны награды. И все же нельзя игнорировать то, как Нобелевский комитет решил одну проблему — запрет на награждение больше трех — с помощью другого произвольного запрета: на посмертное присуждение. В ситуации, когда ученый умер через год после того, как четыре десятилетия кропотливого труда наконец-то увенчались эпохальным открытием, и, таким образом, потерял право на высочайшее признание своих заслуг, было столько же горькой иронии, сколько бессердечия и даже жестокости. Еще печальнее то, что при объявлении о премии 2017 года роль Древера в эксперименте LIGO была преуменьшена{11}.

В 1974 году в статут Нобелевского фонда было внесено новое правило: Нобелевская премия не может присуждаться посмертно{12}.

Решение лишить умерших людей права на получение премии, которая была учреждена по завещанию ее основателя после его смерти, можно назвать по меньшей мере странным. Посмертно премия присуждалась всего дважды: в 1931 году — поэту Эрику Акселю Карлфельдту (по литературе) — и в 1961 году — дипломату Дагу Хаммаршёльду (премия мира). Нисколько не умаляя их достоинств, хочу заметить, что оба они были шведами. Более того, Карлфельдт был постоянным секретарем Шведской академии — организации, которая выбирает победителей Нобелевской премии по литературе.

Даже после 1974 года смерть не лишила премии двух лауреатов. В 1996 году Уильям Викри умер через несколько дней после объявления его лауреатом Нобелевской премии по экономике (которая официально называется Премией Шведского национального банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля). А в 2011 году Ральф Стейнман скончался буквально за день до объявления его лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине. «Мы все очень растроганы тем, что многолетняя напряженная работа нашего отца удостоена Нобелевской премии, — сказала его дочь Алексис Стейнман на церемонии награждения. — Он посвятил свою жизнь работе и семье и, без сомнения, воспринял бы это как большую честь»{13}. В пресс-релизе Нобелевский фонд заявил, что «решение о присуждении премии Ральфу Стейнману было принято Нобелевским комитетом добросовестно, исходя из предположения, что лауреат жив» и, следовательно, случай подпадает «под положение статута, касающегося человека, который был объявлен нобелевским лауреатом и умер до церемонии вручения премии»{14}.

Но к чему такие сложности? Разве не лучше разрешить посмертное присуждение премии, если лауреат умирает в течение определенного времени до объявления о награждении?

Конечно, тут могут посыпаться насмешки в духе: «Давайте тогда наградим Шекспира и Гомера премией по литературе, Ньютона — по физике, а Адама Смита — по экономике!»{15} Но позвольте мне ответить на это известной шуткой, кстати говоря принадлежащей лауреату Нобелевской премии Джорджу Бернарду Шоу. Как-то на светском приеме Шоу заявил, что за деньги люди готовы сделать что угодно — все зависит от суммы.

— Неправда! — заявила его собеседница.

— Вот вы, — спросил Шоу, — согласились бы провести со мной ночь за миллион фунтов?

— Ну, за такую сумму, пожалуй, да.

— А за десять шиллингов?

— Разумеется, нет! За кого вы меня принимаете? За проститутку? — возмутилась дама.

— В принципе мы уже договорились, сейчас же просто выясняем, сколько вы стоите, — сказал Шоу.

Стейнман умер в короткий промежуток времени между принятием решения о присуждении ему премии и публичным объявлением об этом. Но что, если бы он умер за день до принятия решения — комитет наградил бы его? Возможно. А если бы он скончался за шесть месяцев до этого? Нет, как показывает история Рона Древера. Таким образом, нам осталось всего лишь договориться о дате, и она будет справедлива для всех. Я считаю, что было бы разумно разрешить посмертное присуждение премии, если номинант умирает в период между 31 января и той датой, когда Шведская королевская академия наук официально объявляет имена победителей, обычно это начало октября{16}. В этом случае номинаторам не пришлось бы играть роль ясновидцев, пытаясь предугадать, умрет ли выдвигаемый ими кандидат в ближайшие несколько месяцев или нет.