По правде говоря, больше всего меня удручала мысль об одиночестве Мека.

Немногословный великан Мек — самый миролюбивый, покладистый и безобидный мужчина в мире.

Однажды я видела, как он рубил дерево, в слепой жажде жизни пустившее корни под фундаментом их дома, угрожая всей постройке. Он рубил, а по щекам у него катились слезы. Ему было уже под сорок, когда он женился на Сью, на шестом месяце беременной близнецами. На свадьбе он пел гулким баритоном бывшей школьной звезды (слишком громко и чуть фальшивя — «Восход, закат»), а его мать рыдала в церкви, в первом ряду.

Я и представить себе не могла, как Мек, работающий менеджером в вегетарианском ресторане, специализирующемся на блюдах из сырых продуктов («Что же они там подают? — любил шутить Джон. — Листья с водой?»), перенесет развод. Сью говорила мне, его демобилизовали из Корпуса мира уже спустя месяц, потому что в Африке открылось, что у него какое-то хроническое заболевание ступней. За две недели они покрылись нарывами так, что он и шагу ступить не мог, затем в нарывы попала инфекция, и возникли опасения, что придется ампутировать ноги. До сих пор Мек даже в самую сырую и холодную погоду ходит исключительно в сандалиях фирмы «Биркенсток», надетых на толстые черные носки.

Сегодня мы почти не вспоминали Мека — не было повода. У мальчиков начались проблемы в школе, в основном из-за озорства — им было трудно усидеть на месте, когда всему классу велели читать книгу. Мы всесторонне обсудили, стоит ли Сью с Меком настоять, чтобы близнецы и дальше посещали занятия таэквондо, хотя они их, судя по всему, ненавидели.

— Надо же им учиться дисциплине! — волновалась она. — От нас с Меком в этом смысле толку мало.

Я улыбнулась и повела плечами, не зная, что сказать. Когда Чаду было столько, сколько им сейчас, в нашем районе и слыхом не слыхивали ни про какое таэквондо.

Пока мы разговаривали, мальчишки без конца сновали туда-сюда. На ходу жевали печенье, усеяв крошками весь пол вокруг стола. Время от времени с заднего двора до нас доносились пронзительные крики, но Сью не давала себе труда подняться, чтобы хоть выглянуть в окно. Обе мы безостановочно зевали. В какой-то момент я встала потянуться, и тут Сью спросила:

— Шерри, я навожу на тебя дикую скуку?

— Нет, что ты! — воскликнула я и плюхнулась обратно.

— Да ладно, признайся честно. Я тебе смертельно наскучила, Шерри. И почему только ты вечно стараешься со всеми быть милой?

— Да ничего я не стараюсь! — возразила я, засмеялась от собственных слов и добавила: — Извини.

Сью тоже засмеялась.

— Вот видишь, — промолвила она. — Ты такая милая, что готова извиняться за то, что я нагоняю на тебя скуку. — Она взяла еще одно печенье и сказала уже серьезнее: — Ничего. Однажды твоя личина даст трещину, Шерри Сеймор, и все мы увидим твое истинное лицо.

Я в изумлении вытаращилась на нее и сказала:

— Если кто и видел мое истинное лицо, так это ты, Сью.

— Безусловно, — ответила она, дожевывая печенье и тут же сменила тему, заговорив сначала о своей матери, а потом об отце. Потом мы долго обсуждали проблемы, связанные с пожилыми родителями. Мальчишки верещали на улице, периодически громко гавкал Куйо. В ответ ему откуда-то издалека залаял еще один пес, наверное запертый в саду за забором или прикованный цепью к стволу. Через полчаса или около того Сью посмотрела на свои часы и воскликнула:

— Ох, господи! Мне же надо в магазин, купить что-нибудь к ужину!

Честно сказать, я нисколько не огорчилась.

Приму душ. Почитаю журнал. Не без удивления я поймала себя на мысли о том, что не возражала бы дождаться Джона из компьютерного магазина, отправиться в постель и заняться сексом. Когда, интересно, я в последний раз предвкушала подобное в субботний вечер? Я принялась сметать со стола крошки от печенья прежде, чем она успела подняться. Кажется, она посмотрела на меня довольно холодно, тогда я стряхнула над раковиной руки и повернулась к ней с самой теплой улыбкой, какую могла изобразить:

— Может, еще посидишь? Я так рада, что ты зашла.

— Нет, — ответила она, вставая и смахивая на пол крошки с коленей. — Нам пора домой.

— Точно пора? — еще раз спросила я.

— Точно, — твердо ответила она. Прошла в коридор, где оставила сумочку, и я не могла не заметить, что рубашка у нее на спине криво заправлена в брюки, открывая нависший над талией валик жира.

— Напомни мне забрать конструктор, — крикнула она.

— Хорошо.

Я сгребла детали, как до этого сгребала крошки. Танк она так и не собрала, и я сложила их в пластиковый пакет на молнии. Я протянула ей пакет, но она не спешила его забирать.

— Слушай, — попросила она. — А ты не могла бы собрать этот танк, а потом…

— Ой, нет, прости, — отказалась я. — Никогда этого не умела. Хочешь, перешлю его Чаду в Калифорнию? Он соберет и отправит обратно федеральным экспрессом.

— Да ладно, брось, — ответила Сью. — Это не твои заботы. — Она запихнула пакет в карман пальто, и мы некоторое время постояли, глядя друг другу в лицо.

— Я так рада, что ты зашла, — сказала я и тут же пожалела о своих словах, которые прозвучали вежливо и до ужаса фальшиво.

В таком тоне можно разговаривать с новым соседом, но уж никак не с женщиной, руку которой я сжимала мертвой хваткой, выталкивая из себя в наш мир младенца. (Джон упал в обморок, так что пришлось звать Сью, которая ждала в коридоре, на «скамейке запасных».) Моя неловкость, похоже, обидела Сью. Она ничего не ответила, просто крикнула мальчикам, которые устроились в гостиной перед телевизором, открутив звук на максимум, что им пора. Они привычно заныли, но прошмыгнули мимо нас и хлопнули дверцами машины раньше, чем мы добрались до крыльца.

На дворе и в самом деле пахло весной. Листья на деревьях еще не распустились, и трава не зазеленела, но все вокруг блестело и переливалось от влаги, готовясь к переменам. На дороге мычали коровы Хенслинов, и я услышала в их мычании радость и довольство. Все вокруг слилось в единую гармонию тепла, солнца и бесстрашно пробуждающейся жизни.

Мы ступили на крыльцо. С заднего сиденья машины раздавался сердитый голос одного из близнецов, заглушаемый птичьими трелями и мелодичным перезвоном музыкальных подвесок, которые я привязала к карнизу над гаражом.

— Черт, полдня проболтали, — сказала Сью, — а я даже не поинтересовалась, как ты.

Это была неправда, и она об этом прекрасно знала. Она ведь спрашивала у меня, как дела, и я ответила, что все в порядке. Сейчас она просто решила схитрить и спросить еще раз. В том, как она заглядывала мне в глаза, мне почудилось что-то подозрительное, как будто она явилась ко мне исключительно в надежде что-нибудь разнюхать и теперь, в последние секунды нашей встречи, все еще не отказалась от своей попытки.

Я равнодушно повела плечами: