Дэвид умылся ледяной водой из-под крана и, раздевшись, прилег на кровать. Он был так возбужден, что долго не мог уснуть и ворочался с боку на бок, разрабатывая в уме план завтрашней операции. Ему объявили войну? Ладно, тогда и он забудет цивилизованные методы борьбы и будет действовать по своему усмотрению. Теперь уж точно ничто не остановит его. Хватит изображать из себя светского человека, неискренне улыбаться и терпеть насмешки. В конце концов, он, Дэвид Колбери, всегда добивался того, чего страстно хотел. А сейчас он хотел вернуть сына и… И любовь сероглазой Кэтрин.

Кэтрин проснулась от какого-то странного предчувствия, проникшего даже в сон. Умывшись, она выглянула в окно — небо было затянуто серыми тучами, накрапывал мелкий дождь. Когда она допивала кофе, Сандра пригласила ее к телефону.

— Да?

— Дорогая, это я, — в трубке послышался пронзительный голос Кэролайн. — Папа беспокоится, все ли у тебя в порядке?

— Да, мама, не волнуйся. — Кэтрин вдруг вспомнила вчерашний разговор с отцом. — Он ездил к Дэ… К мистеру Колбери?

— Ездил и вернулся очень расстроенный, — ответила Кэролайн. — Ну, не скучай, мы, возможно, зайдем вечером.

Кэтрин пожала плечами и едва удержалась от того, чтобы не бросить с размаху трубку на стол. Нарочито медленным движением она опустила ее на рычаг и только тогда заметила, как дрожат пальцы. Значит, Арчибальд все-таки говорил с Дэвидом: интересно, о чем? Наверное, снова угрожал и запрещал появляться здесь. А вдруг Дэвид послушался и сейчас уже мчится на своем «форде» в Канаду?

Кэтрин встала и прошлась по комнате, то и дело поглядывая на часы. Она и сама не знала, чего ждала, но сердце подсказывало — сегодня обязательно что-то произойдет. Желая хоть как-то заполнить время, Кэтрин решила позвонить Элис, но у той никто не отвечал.

В начале первого, когда дождь превратился в настоящий ливень, Кэтрин услышала приглушенный стук в дверь. Открыв, она так и замерла на месте, не в силах вымолвить ни слова.

— Я могу войти? — Дэвид, совершенно промокший, но с букетом бледно-алых роз, стоял на пороге.

— Как ты попал сюда? — почему-то шепотом спросила Кэтрин, все еще не веря глазам. И, чтобы убедиться в реальности его существования, коснулась ладонью влажного плеча. — Папа приказал охране не впускать тебя…

— Может быть, ты меня все-таки впустишь? — Он оглянулся, но плотная пелена дождя скрывала его от стоящего у ворот охранника.

— Я не знаю… — Она вдруг испугалась, не решился ли Дэвид, отчаявшись, на похищение Эрни, но тут же прогнала эту глупую мысль. — Хорошо, входи. Чего ты хочешь?

— Спокойно поговорить, и чтобы нам никто не мешал. — Он протянул ей букет и прошел, оставляя на ковре мокрые следы, в гостиную. — Итак, ты все знаешь…

Кэтрин молча кивнула и, достав из бара бутылку коньяка, налила немного в два бокала. Она подсознательно старалась оттянуть момент объяснений и взаимных упреков. Он был здесь, он не уехал! Помимо воли она так обрадовалась, увидев Дэвида, что на какое-то время даже забыла обо всех обидах.

— Я прошу, чтобы ты выслушала меня, не перебивая. — Он с благодарной улыбкой взял бокал и, отпив, отошел к окну. — Я познакомился с Мэри десять лет назад…

Кэтрин, забравшись с ногами в кресло, не отрываясь смотрела на его резко очерченный профиль. Звук голоса, грустные интонации и вся история этой странной любви заворожили ее, как в детстве — страшные сказки. Постепенно, когда рассказ уже подходил к концу, она начинала по-другому воспринимать произошедшее. Она жалела Мэри и сочувствовала Дэвиду, который из хитрого негодяя, превращался в обычного человека, в мужчину, любившего женщину, в отца, потерявшего сына.

— Теперь ты точно знаешь обо мне все, — закончил он и печально улыбнулся. — Я никогда не желал тебе зла, не хотел причинить боль. Но я просто не мог сказать тебе, кто я такой, потому что было уже слишком поздно…

— Почему? — удивленно спросила Кэтрин, разглаживая складки короткой плиссированной юбки.

— Потому что… Я… — Слова давались ему с трудом, но Дэвид не мог больше сдерживаться. Он приблизился к креслу и опустился на колени, прижавшись щекой к теплому бедру Кэтрин. — Потому что я влюбился. Я так боялся, что, если открою тебе правду, ты решишь, что с моей стороны это только притворство, недостойная игра в нежного любовника…

Яркий румянец залил ее скулы и даже шею. Наконец-то она услышала слова, которых так ждала! Дэвид признался ей в любви, он действительно любит! Кэтрин повторяла это про себя на разные лады, словно пробуя на вкус горько-сладкий шоколад. Любит! Да, но Маргарет…

— Маргарет воспользовалась тем, что я был не в себе. — Он как будто прочитал ее мысли и успокаивающе погладил по руке. — Ничего не случилось. Ты веришь мне?

— Да, — после недолгого молчания ответила Кэтрин. — Но… Как же нам теперь жить дальше? Ты ведь не станешь обращаться в суд, чтобы вернуть Эрни?

— Я не вижу другого выхода, — глухо сказал Дэвид. — Твой отец вчера предлагал мне любые деньги, лишь бы я уехал из Лос-Анджелеса. Он попытался шантажировать меня…

— Неправда! — воскликнула Кэтрин и резко вскочила. — Зачем ты лжешь?

— Это правда.

Она заметалась по комнате, ошеломленная этой новостью. Да, Арчибальд иногда бывал излишне суров, но чтобы он опустился до шантажа… Неужели он так ненавидит Дэвида, что готов поступиться даже собственной честью? Как это низко — предлагать деньги отцу, пытающемуся вернуть ребенка! Кэтрин вдруг расплакалась и, когда Дэвид хотел успокоить ее, оттолкнула его руку и закричала:

— Вы все одинаковые! А до меня никому нет дела!

— Девочка моя, перестань, что ты… — Он, не обращая внимания на сопротивление, обнял ее и прижал к себе, покрывая поцелуями солоноватую от слез кожу. — Ты нужна мне…

Она затихла в его объятиях, но еще горестно всхлипывала несколько минут. Дэвид с нежностью смотрел на ее немного осунувшееся от бессонницы и волнений лицо, на бледно-розовые мягкие губы. Если бы он мог забрать ее с собой, увезти отсюда далеко-далеко… Но это значит лишить Кэтрин всего того, к чему она привыкла, — роскоши, общения, дорогих платьев, личного парикмахера и массажистки, машин, которые можно менять раз в полгода…

Дэвид слишком хорошо понимал, что в свои двадцать девять лет Кэтрин еще, по сути, ребенок. Капризный и требовательный, любопытный, очаровательный ребенок. Сложно представить ее у плиты, размешивающей в кастрюльке кашу для Эрни, моющей полы. Она вросла в скорлупу богатой легкой жизни, не омраченной ничем, кроме мелких ссор по пустякам, сплетен, наговоров и лживых улыбок.

И как удостовериться, что ее чувства к нему не обычная прихоть, что она сумеет быть сильной и решительной, что вынесет ради него любые трудности?

— Ты любишь меня? — шепотом спросил Дэвид, приникая губами к ее виску, отливавшему золотом.